Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам

Привлекала витрина с фотоснимками поэта, сделанными в московской охранке, и папками с «Делом Маяковского».

Павел Лавут:

«Маяковский в первый день не уходил с выставки. Он как хозяин принимал посетителей, давал объяснения, водил от щита к щиту».

В.В.Маяковский на выставке «Маяковский: 20 лет работы», 1930 г

Фото А.П. Штеренберг

Запись из дневника Лили Брик, сделанная 1 февраля (но ведь она была в Ленинграде, вернулась что ли?):

«Приехали в 6 ч. вечера на открытие выставки. Народу уйма – одна молодёжь. Выставка недоделанная, но всё-таки очень интересная. Володя переутомлён. Говорил устало».

Наталья Брюханенко:

«Литературная общественность не отметила своим присутствием двадцать лет работы Маяковского. Было много молодёжи, были знакомые и близкие ». Наталья Рябова:

«Ни писателей, ни литераторов, ни журналистов, ни критиков, ни даже некоторых близких друзей, вроде Н.Н. Асеева, на её открытии не было».

Кроме Бриков, из рефовцев пришли только Родченко, Степанова и Кирсанов, С последними тремя Маяковский даже здороваться не стал.

А Осип Брик впоследствии признавался, какими словами встретил его Владимир Владимирович:

«Если бы нас с тобой связывал только Реф, я бы и с тобой поссорился, но нас с тобой ещё другое связывает».

Это высказывание Осип Максимович впоследствии прокомментировал так:

«Он сделался ворчлив, капризен, груб и, в конце концов, со всеми рефовцами перессорился…

Я видел, что Володя в отвратительном состоянии духа, что у него расшатались нервы, но о подлинной причине его состояния я не подозревал. Слишком не похоже и непривычно было для Володи это желание быть официально признанным – слишком привык я видеть Володю в боевом азарте, в драке, в полемике».

Лили Брик:

«Помню, что Володя в этот день был не только усталый, но и мрачный. Он на всех обижался, не хотел разговаривать ни с кем из товарищей, поссорился с Асеевым и Кирсановым. О Кассиле сказал: „Он должен за папиросами для меня на угол в лавочку бегать, а он гвоздя не выставке не вбил“».

Если верить Лили Брик, то Асеев на открытие выставки всё-таки пришёл? Или её тоже подвела память?

Как бы там ни было, но Маяковский явно обижался, ведь из всех писателей и поэтов, которым были разосланы персональные приглашения, пришёл только один Александр Безыменский. Появился, правда, и Виктор Шкловский, но его никто на это мероприятие не звал – он оказался на выставке по собственной инициативе, узнав о её открытии из объявления в «Комсомольской правде».

Никто из ответственных партаппаратчиков своим присутствием выставку тоже не удостоил.

Татьяна Гомалицкая, дочь лефовца Сергея Третьякова, застала на выставке поэта, пребывавшего в одиночестве:

«Маяковский сидел один, положив руки на спинки пустых стульев. Он был какой-то мрачный, насторожённый и как будто чего-то ждал. Наверное, он сидел так не более одной-двух минут, но мне показалось, что это длится очень долго. От писательских организаций никто не пришёл поздравить Маяковского с открытием выставки. Официального открытия вечера не было».

Павел Лавут:

«Когда публика вдоволь побродила по комнатам (бродить, впрочем, было трудно, приходилось протискиваться), все перешли в зрительный зал. Там заполнены все щели. На сцене расселась молодёжь, которая как бы заменила официальный президиум».

Артемий Бромберг:

«Из известных мне писателей пришли только Безыменский и Шкловский. Ни одного представителя литературных организаций не было. Никаких официальных приветствий в связи с двадцатилетием работы поэта не состоялось…

Вскоре Маяковский предложил всем собравшимся перейти в кинозал Клуба.

В зале было двести – двести пятьдесят мест. Присутствовало триста – триста пятьдесят человек, примущественно молодёжь.

Первые ряды заняли пионеры. Их отряд прибыл из Царицина. Был очень сильный мороз. Паровоз испортился. Движение остановилось, но пионеры вместе со своим вожатым пешком прошли оставшуюся часть дороги до Москвы…

Маяковский вышел на сцену.

– Товарищи! – начал поэт. – Я очень рад, что сегодня нет всех этих первачей и проплёванных эстетов, которым всё равно куда идти и кого приветствовать, лишь бы был юбилей. Нет писателей? И это хорошо! Но это надо запомнить. Я рад, что здесь молодёжь Москвы. Я рад, что меня читаете вы! Приветствую вас!

В ответ последовала буря аплодисментов».

Татьяна Гомалицкая:

«Маяковский встал, подошёл к кафедре и сказал:

– Ну, что ж, «бороды» не пришли – обойдёмся без них! – и начал рассказывать, для чего он устроил выставку своих работ ».

Выступая почти через два месяца (25 марта) в Доме комсомола на Красной Пресне, Маяковский вновь заговорил о своей юбилейной выставке:

«Основная цель выставки – расширить ваше представление о работе поэта. Показать, что поэт – не тот, кто ходит кучерявым барашком и блеет на лирические любовные темы. Но поэт – тот, кто в нашей обострённой классовой борьбе отдаёт своё перо в арсенал вооружения пролетариата, который не гнушается никакой чёрной работы, никакой темы о революции, о строительстве народного хозяйства и пишет агитки по любому хозяйственному вопросу…

Товарищи, вторая задача – это показать количество работы. Для чего мне это нужно? Чтобы показать, что не то, что восьмичасовой рабочий день, а шестнадцати-восемнадцатичасовой рабочий день характерен для поэта, перед которым стоят огромные задачи, стоящие сейчас перед Республикой. Показать, что нам отдыхать некогда, но нужно изо дня в день не покладая рук работать пером…

Двадцать лет – это очень легко юбилей отпраздновать, собрать книжки, избрать здесь бородатый президиум, пятидесяти людям сказать о своих заслугах, попросить хороших знакомых, чтобы они больше не ругались в газетах и написали сочувствующие статьи, и, глядишь, что-нибудь навернётся с этого дела. То ли признают тебя заслуженным, то ли ещё какая-нибудь, может быть, даже более интересная для писательского сердца вещь.

Дело не в том, товарищи, а в том, что старый чтец, старый слушатель, который был в салонах (преимущественно барышни слушали да молодые люди), этот чтец раз навсегда умер, и только рабочая аудитория, пролетарско-крестьянские массы, те, что сейчас строят новую жизнь нашу, те, кто строит социализм и хочет распространить его на весь мир, только они должны стать действительными чтецами, и поэтом этих людей должен быть я».