Игорь Каберов - В прицеле свастика

Разговору не видно конца. Но Каргашову некогда. Он ведь дежурит по аэродрому.

— Чуть было не забыл, — спохватывается Александр Федорович. — Я же к вашему командиру. Пока есть погода, вам надо вылетать. Будь здоров, дорогой! До встречи в Новгороде!

Мы прощаемся, и я бегу к своему истребителю…

Хотелось бы заранее сказать, что после войны мы с Каргашовым действительно встретились в Новгороде. Александр Федорович прошел большой и трудный боевой путь от Москвы до Берлина. После войны он демобилизовался и долгое время работал на одном из новгородских заводов инженером, а теперь уже ушел на пенсию. Я вижу его иногда прогуливающимся с женой по набережной Волхова. Как только в небе раздается гул авиационного двигателя, Каргашов останавливается и провожает взглядом летящий самолет…

Впрочем, возвращаюсь к нашему перелету с авиационного завода под Ленинград.

Мы ведем наши боевые машины над бескрайними просторами страны. Под крылом моего самолета проплывают поля и леса, многочисленные населенные пункты, голубые ленты рек, тонкие нити дорожных трасс, Гляжу и не нагляжусь. Милая сердцу земля! Дорогая моя Родина! За тебя, за твою свободу и независимость вступим мы скоро в новый грозный бой с врагом.

Самолеты покачиваются, словно на волнах, сверкая на солнце хрустальными дисками винтов. Мне все больше нравится новая машина. Как-то она покажет себя, когда мы встретимся с «юнкерсами» и «мессершмиттами»? ЛАГГ-3 под Ленинградом впервые. Оружие на нем отменное: пушка и четыре пулемета (два крупного и два обычного калибра).

Вот и Низино. Делаем круг над аэродромом и производим посадку.

Тенюгин, покинув кабину, разминает уставшие от долгого полета ноги.

— Здорово, Игорек! Приветствую тебя на родной низинской земле!

Взаимно, Володя! — кричу я ему. Мы направляемся к командирскому самолету.

Ну, вот и добрались наконец до дому! — говорит капитан Уманский. — Значит, у нас все на месте, кроме Халдеева. Устранит неисправность и завтра, видимо, прилетит домой.

Уманский обводит нас взглядом:

— Горячая работа предстоит, товарищи!..

Проливной дождь весь день хлестал как из ведра, а к вечеру прекратился. Утром густой туман закрыл аэродром. Было еще только 7 сентября, но осень уже полностью вступила в свои права.

За две недели нашего отсутствия фронт приблизился к Ленинграду еще на двадцать пять километров. Фашистские войска вслед за Новгородом захватили Чудово и теперь обходят Ленинград, устремляясь к Неве, к Ладожскому озеру. Уже занято Тосно. Бои идут за станцию Мга. Всего шесть километров отделяют наш аэродром от окопов противника в районе Ропши, захваченной фашистами.

Новые истребители стоят в земляных капонирах под камуфляжными сетками. Оставшиеся после вражеского налета «ишачки» наши техники починили и передали другим частям. Штурмовики куда-то улетели.

В свое время прикомандированные к нам для получения новых самолетов Алексей Солдатов, Владимир Широбоков и Борис Семенов стали теперь летчиками нашей эскадрильи.

Капитан Уманский с утра обошел стоянку, все на ней осмотрел внимательным хозяйским глазом, затем вызвал к себе инженера Сергеева.

— Знаете ли вы, что от нашего аэродрома до линии фронта всего несколько километров?

— Знаю.

Так вот, прошу вас все лишнее со стоянки убрать, палатку оружейников замаскировать, щели около самолетов углубить до полного профиля.

— На это надо время, — робко проговорил Сергеев. Командир эскадрильи, казалось, пропустил эти слова мимо ушей.

Через два часа доложите. А вечером — запомните, инженер: вечером! — мы с вами и комиссаром будем проверять состояние личного оружия младших авиационных специалистов и всего технического состава.

Не знаю, — пожал плечами растерявшийся Сергеев. — И обслуживание самолетов… И все это… Не знаю… Нам не успеть…

Тогда вам нечего здесь делать, инженер, — резко сказал Уманский и, еще раз напомнив о своих требованиях, холодно закончил разговор: — Идите!

Инженер ушел. В землянке было так тихо, словно в ней не осталось ни единой живой души, Я оформлял очередной номер «боевого листка» и раздумывал о Сергееве. Не было сомнений, что он побрюзжит, но сделает все, что положено. Да и как не сделать! Фашисты рядом. Кто знает, что будет завтра или даже сегодня вечером? Летчики в случае угрозы захвата аэродрома противником улетят, А техники? Инженер понял, конечно, что командир прежде всего о них самих заботится.

Бегу на стоянку вывешивать «боевсй листок», а на ней уже вовсю кипит работа. Возле моего самолета Грицаенко и Алферов стоят по пояс в траншее и знай шуруют лопатами.

— Ничего, все правильно, товарищ командир. Кто знает — может быть, завтра из этих окопов нам стрелять придется. Да и делов-то тут — Инженера на стоянке не видно. Я нахожу его в самолетном контейнере, который служит домиком звену Багрянцева. Михаил Иванович пришивает чистый подворотничок, а Сергеев — пуговицу к комбинезону. Пришивает и брюзжит:

Подумаешь — пуговица! Оторвалась — что тут такого? Так нет же, плохой пример, говорит, показываете подчиненным.

Но пришил же? Пришил. Тебе не хуже от этого? — говорит Багрянцев. — Стареешь, Андреич, вот и брюзжишь…

Я присаживаюсь рядом с ними, достаю из кобуры и начинаю осматривать свой «тэтэ».

— Да, чуть было не забыл! — спохватывается Сергеев. — Мне ведь оружие надо еще осмотреть. Вечером будет поздно.

Он прокручивает барабан своего нагана, высыпает патроны, волнуясь, смотрит на свет сквозь канал ствола.

— Повесит, вот за это повесит!

Инженер спешит к оружейникам, чтобы организовать осмотр всего оружия и почистить его. А ровно через два часа он уже докладывает командиру:

Товарищ капитан, все ваши указания выполнены. С оружием полный порядок.

А говорили — не справиться! — Уманский глядит на инженера подобревшими глазами: — Спасибо вам, Владимир Андреевич…

К полудню туман рассеялся, и в образовавшийся над аэродромом просвет глянуло голубое небо. Командир вызвал к себе Багрянцева, Семенова и меня. Перед капитаном лежала карта с намеченным на ней маршрутом. Рядом, недовольный, будто он проглотил шомпол, стоял Аниканов.

— Разведать дорогу от Чернышева до Косколова, — обращаясь к Багрянцеву, сказал Уманский. — Особенно внимательно осмотреть побережье Лужской губы. Вы яснить, не скапливаются ли вражеские войска. Вылет не медленно. Вопросы?

— Нет вопросов.

— По самолетам!

— Есть! — Багрянцев козырнул и, повернувшись по — уставному, вышел. Мы последовали за ним.

Взлетели Багрянцев и я. Семенов почему-то задержался и на задание не пошел.

Из Ропши по нашим самолетам ударила зенитка. Впереди возникли расплывчатые, как медузы, сизые разрывы. Внизу еще держался туман, и только в редкие окна одинокими островками проглядывала земля. Дороги совсем не было видно. Район Косколова и Лужской губы, весь Кургаловский полуостров тоже были закрыты туманом. Просматривался только острый пик мыса Колгомпя.