Валерий Золотухин - На плахе Таганки

3 июля 1992 г. Пятница, очень рано

Не сомкнул я ночью глаз. И вот что хотелось бы мне сказать с трибуны вчерашнего президиума:

— Уважаемое собрание! Давайте поговорим, как в детском саду, просто... Театр на Таганке вместе с другими 93 театрами регистрирует свой устав. И все хорошо, нормально, успели в срок. Но некоторая группа лиц выкрадывает из устава Театра на Таганке несколько листов текста и подменяет их своими листиками со своими текстами. Этот факт становится известным и Театру на Таганке, и учредителю, Управлению культуры. Учредитель требует отдать изъятые незаконным путем листы и вернуть их на место. Лица, проделавшие это, понимая ответственность дальнейшего, краденое не возвращают. Как бы там ни было, учредитель и Театр на Таганке восстанавливают текст оригинала. Тогда лица обивают пороги Моссовета, сигнализируют во все инстанции, вплоть почему-то до прокуратуры. Это ведь, в общем-то, донос на самих себя. А Юрий Петрович Седых-Бондаренко, вместо того чтобы сигнал подать своему тезке в Театр на Таганке, вместе с этими лицами дает сигнал в ту же прокуратуру. И из прокуратуры приходит странный ответ. Вместо того чтобы защитить оригинал, она защищает укравших. Кто вас послал на это неправое дело, молодой человек от прокуратуры? Я имею право так говорить и по возрасту, и по званию — народный артист это все равно что генерал-лейтенант. И вы так бестолково ведете защиту этого неправого дела... Вы за это взыскание получите от пославшего вас. Теперь вопрос к вам, Ю. П. Представьте себе, что из протокола заседания под вашим председательством будут изъяты подлинные стенограммы и вставлены другие. И через некоторое время эта фальшивка всплывает на свет, и вы привлекаетесь к уголовной ответственности. Это приемы давние, они давно отлажены и отработаны. И начинаются путаница и бесконечные ваши хождения по инстанциям. А те, кто это сделал, спокойно вам доказывают, что вы не Седых-Бондаренко, а Бондаренко-Седых. Вы улавливаете аналогии, аллегорию?

4 июля 1992 г. Суббота. Утро у Сережи, за его столом

Окончен сезон, страшный, пустой, очень долгий и грязный. Наступили тяжелые времена «Таганки» — раскол, грызня.

24 июля 1992 г. Пятница, утро. Алтай

Смутное время. Можно сказать, что России не было. Москва в руках поляков. Новгород присягнул шведскому королевичу. Казань и вятские города провозгласили другого царя, в Пскове явился еще самозванец, повсюду грабеж и безначалие. Все погибало, все рушилось, но Россия не погибла, потому что в ней еще остались русские, которые любят свое отечество.

Какие интересные вещи произошли со мной сегодня! Поворачивая к Лавре левым крылом, у меня в руках заколотило руль и я едва справился с рулевым управлением. Я в ужасе понял: что-то произошло с тягами. Поставив машину, я стал заглядывать под нее, а что я там мог увидеть? Однако решил все-таки пойти с отцом Александром, Денисом и Серегой, будущим дьяконом, в Лавру, к пр. Сергию Радонежскому. Что-то случилось со мной — я стал просить Бога помиловать меня (как же я Сережу повезу, ведь разобьемся мы), я пал на колени перед мощами пр. Сергия, и я целовал пол перед его ракой, я целовал его мощи святые и просил избавить меня от этой напасти, стал припоминать грехи свои...

Распрощавшись с троицей, я направился к дежурным гаишникам. Они сказали, где ближайший автосервис. Я пошел к машине, надеясь на чудо. Стал давать на площади перед Лаврою круги влево-вправо на глазах у изумленных стражей автомобильного порядка, онемевших от моего нахальства. Но и намека на поломку или дефект управления машина не показала. Я поехал. Машина, руль слушались беспрекословно, и я, быть может, впервые реально почувствовал присутствие, вмешательство божественного провидения. Благодарю тебя, Господи! Кланяюсь тебе, целую одежды твои, преподобный мученик Сергий. Господи, прости и сохрани меня! И заплакал я от счастья, что зрю Бога!

Завтра умрет Володя.

Я на старости лет буду читать только свои дневники и тем самым еще раз проживу свою жизнь.

25 июля 1992 г. Суббота, рано

В 4 утра кто-то как толкнул меня, и я проснулся: умер Володя. Я вынул из тряпок его маску, спрятанную от жены, которая в сердцах сказала как-то, что разобьет ее, и на свое место ее положил. Когда развернул, Володя улыбнулся мне. Я вспомнил слова худ. Юры Васильева: «Маска живет, живая...» Надо съездить на кладбище, поклониться.

29 июля 1992 г. Среда, мой день. Белокуриха

Звонил в Москву, в Театр Армии.

Премьера «Маскарада» прошла плохо. После первого акта ушли ползала. Никакой в жизни радости.

9 августа 1992 г. Воскресенье

Бросить жену — немыслимая была бы глупость.

«Такой вот я человек: одной рукой отдаю Богу — другою лихорадочно ищу, где бы урвать, чтоб для себя оставить. Случается, что иной совершает десять добрых дел и имеет один злой навык, но и это одно, происходящее от злого навыка, превозмогает десять добрых дел. Если орел весь будет вне сети, но запутается в ней одним когтем, то через эту малость низлагается вся сила его, ибо не в сети ли он уже, хотя и весь находится вне ее, когда удерживается в ней одним когтем? Не может ли ловец схватить его, лишь только захочет. Так и душа — если хотя одну только страсть обратит себе в навык, то враг, когда ни вздумает, низлагает ее, ибо она находится в его руках по причине той страсти. Почему-то и говорю вам всегда: не допускайте, чтобы какая-либо страсть обратилась вам в навык, но подвизайтесь и молитесь Богу день и ночь, чтобы не впасть в искушение». Авва Дорофей.

Ну, бли-и-ин! Точно про меня. А зачем мне эта бытовка на шести хозблоках. А вот так: поругался с женой и уехал в бытовку. Почему-то вспомнил рассказ Райхельгауза, как на даче своей, на кровати-сетке на четырех кирпичах, замерзал, умирал великий русский писатель Юрий Казаков.

Снится просто хлеб — радость и утешение, а если хлеб белый — это добро и честь. Так вот, скандальным днем мне снился наш театр, но уже расколотый, на гастролях за границей, и Николай Губенко угощал меня, купил мне длинный французский батон, разрезанный вдоль пополам и густо намазанный маслом. Я шел в гостиницу, ел хрустящий батон, потом остановился, чтоб в номере доесть его с бульонным кубиком. Мне снился белый хлеб, но где же добро и честь? Впрочем, нет чести пророку в своем отечестве.

10 августа 1992 г. Понедельник

Это, конечно, замечательная, настоящая книга и полезнодушевное чтение — православный календарь. Просто, мудро и вечно прекрасно. Зачем я пишу свои дневники, сам с собою говорю, убеждаю себя, какой я хороший, значительный, глубокий человек, сам над собою плачу, сам над собою смеюсь. Одиночество — это так сладко, так хорошо.

«Несравненная!» Странный уговор, странный разговор — спонсор хочет посмотреть. И что? Утверждать будут по фотографии, что ли? Но мне уже хочется. Я прошелся Николсоном в новых пиджаке и рубашке по коридорам «Мосфильма». Показывая Сереже свой новый наряд, я сказал: