Николай Зенькович - Покушения и инсценировки: От Ленина до Ельцина

На допросе в гестапо сообщил, что на этот шаг решился из-за преследований со стороны советской власти, поскольку его отец был полковником царской армии.

Перебежчика содержали сначала в лагерях на оккупированной советской территории, затем перевезли в Германию. Одно время его напарником по нарам был некто шофер Жора, москвич. По ночам, прислушиваясь к шуму дождя за стенами барака, осторожно вели прощупывающие разговоры. Когда Жора однажды простудился и серьезно занемог, Таврин отпаивал его горячим кипятком.

Вскоре москвич Жора исчез из лагеря, не попрощавшись с дружком Петром. Встретил его Таврин год спустя и вот при каких обстоятельствах.

Летом 1943 года узников лагеря собрали для встречи с какой-то важной шишкой, приехавшей из Берлина. Шишка, взобравшись на деревянный помост, призывал пленных красноармейцев вступать в армию Власова.

Таврин не верил своим глазам: да это же Жора, с которым год назад шептался по ночам в холодном бараке! Выступавший оказался генералом, бывшим членом Военного совета 24-й армии Георгием Николаевичем Жиленковым. Теперь он был правой рукой генерала Власова.

Ошеломленный Таврин протиснулся к недавнему напарнику по нарам. «Шофер» Жора узнал товарища по несчастью.

— Я позабочусь о тебе, — пообещал важный берлинский гость. — Нам нужны надежные люди.

Слово свое он сдержал. Вскоре после отъезда Жиленкова малоприметного пленного вызвали к руководству лагеря и предложили сотрудничать с немецкой разведкой. Таврин-Шило согласился. Его перевели в специальный лагерь СД близ города Зандберг и зачислили в особую команду, состоявшую из нескольких десятков советских военнопленных, отобранных для подготовки к шпионским и диверсионным действиям против СССР.

Через некоторое время Таврина доставили в Берлин в штаб гестапо. Принимал подполковник СС Грейфе, начальник восточного отдела СД.

— Он выяснял причины, побудившие меня дать согласие на сотрудничество с германской разведкой, — показывал на допросах в Москве Таврин-Шило, — после чего рассказал о заданиях, которые могут быть мне даны для работы на территории СССР. Он сказал, что может использовать меня для разведки, диверсии или террора. Все зависит от того, к чему я окажусь наиболее пригодным.

Грейфе не торопил с ответом, посоветовал хорошенько подумать над специализацией. После чего Таврина снова отправили в лагерь, но предупредили, что при условии положительного ответа его заберут из Зандберга насовсем.

Снова опостылевшие лагерные стены, знакомые лица членов «особой команды». Что делать? Сомнения развеяла встреча с генералом Жиленковым, который вместе со своим шефом пожаловал в Зандбергский лагерь.

Таврин поделился с Жиленковым новостью о зачислении в «особую команду».

— Молодец, — похвалил бывший секретарь одного из райкомов партии Москвы. — Займись уничтожением Сталина. Если это удастся, ты станешь великой исторической личностью. Погибнет Сталин — погибнет и советская власть. Она держится на нем. А твои заслуги никогда не будут забыты.

У Таврина-Шило заблестели глаза. Он страдал манией величия, и Жиленков умело играл на его слабости.

Когда спустя некоторое время Таврина вызвали в Берлин к Грейфе и подполковник спросил, какое его окончательное решение, Таврин сказал, что хотел бы специализироваться по терактам.

Грейфе похвалил сообразительного русского.

Подполковник не любил сковывать инициативу своих подчиненных, навязывать им схему действий. Ему хотелось, чтобы над планом хорошенько поработал сам исполнитель, чтобы он учел всевозможные тончайшие детали, которые в кабинете не предусмотришь. Иное дело — посидеть над планом вдвоем, кое-что подкорректировать, подправить. Но первичная модель, ее остов, каркас непременно должны идти от новичка.

Грейфе не изменил своему правилу и на этот раз. Прощаясь с Тавриным, подполковник сказал ему, что жить теперь он будет в одном из берлинских отелей, что в лагерь возвращаться не надо, и главная его задача — тщательно продумать и изложить на бумаге подробный план покушения на Сталина.

— Нам бы хотелось знать, какие конкретно материально-технические средства потребуются, — детализировал задание Грейфе. — Например, виды оружия. Не исключено, что их придется изготавливать в единственном экземпляре. А для этого нашим специалистам, сами понимаете, нужно некоторое время. Поэтому данным вопросом займитесь прежде всего.

После лагерных нар номер в берлинском отеле казался раем. Таврин давно не испытывал такого комфорта. Принял горячий душ, облачился в мягкий халат.

В дверь постучали. Таврин повернул ключом в замочной скважине и увидел на пороге улыбавшегося генерала Жиленкова. Таврин уже успел прочесть его брошюру «Первый день войны в Кремле», в которой бывший секретарь райкома и член Военного совета армии описал панику, охватившую высшее советское руководство в связи с неожиданным вторжением гитлеровских войск на территорию СССР. Брошюра была замечена в Берлине, и ее автора ввели в состав «Русского кабинета», провозгласившего себя будущим правительством России, с Власовым во главе.

— Я все знаю, Петр, — упредил Жиленков бывшего сокамерника, собиравшегося поделиться своими трудностями в составлении плана, который надлежало в скором будущем представить подполковнику Грейфе. — Может, я чем-то тебе помогу?

Таврин обрадовался предложению. Потом на допросах в Москве он будет утверждать, что план организации покушения на Сталина разработал Жиленков, а он, Таврин, лишь переписал его своей рукой и отнес Грейфе.

Наверное, так оно и было на самом деле. Откуда мог знать скромный саратовский бухгалтер, никогда не живший в Москве, о том, где чаще всего на людях бывает кремлевский диктатор? Иное дело — Жиленков. Секретарь одного из столичных райкомов партии до войны, он, конечно, был неплохо информирован о том, что Сталин обожал Большой театр.

Кроме того, в Большом театре проводились торжественные мероприятия, посвященные знаменательным датам советской истории. Как правило, в них участвовали руководители партии и государства во главе со Сталиным. Если оставить в зрительном зале радиоуправляемую мину…

— А кто подаст радиосигнал? — настороженно спросил Таврин. — Надеюсь, мне не уготована роль камикадзе?

— Успокойся, в наши планы не входит похоронить тебя подрбломками, — рассмеялся Жиленков. — У тебя будет возможность покинуть театр вовремя. Сигнал на взрыв даст твой напарник. Или напарница. А еще лучше — жена.

— Жена? — переспросил Таврин. — Но у меня нетжены.

— Ничего, обзаведешься, — рассмеялся Жиленков.

И он начал излагать проект плана проникновения в Москву. С чем-то Таврин соглашался, с чем-то нет. Примеривался к своим возможностям, физическим данным.