Надежда Мандельштам - Воспоминания

Вот почему я прошу членов комиссии, то есть тех, кому я оставляю наследство Мандельштама, сделать все, чтобы сохранить память о погибшем — ему и себе на радость. А если мое наследство принесет какие-нибудь деньги, пусть комиссия сама решает, что с ними делать — пустить ли их по ветру, подарить ли людям или истратить на собственное удовольствие. Только не устраивать на них никаких литературных фондов или касс, а стараться спустить эти деньги попроще и почеловечнее в память человека, который так любил жизнь и которому не дали ее дожить. Лишь бы ничего не досталось государству и его казенной литературе, И я еще прошу не забывать, что убитый всегда сильнее убийцы, а простой человек выше того, кто хочет подчинить его себе.

Такова моя воля, и я надеюсь, что Будущее, к которому я обращаюсь, уважит ее хотя бы за то, что я отдала жизнь на хранение труда и памяти погибшего.

[1]К с. 4. Незадолго до ареста, в апреле 1934 г., Мандельштам ездил в Ленинград, где случился упоминаемый при начале книги инцидент с А. Н. Толстым. Поводом к нему было поведение Толстого во время общественного суда, состоявшегося еще 13 сентября 1932 г. по делу Мандельштама с С. П. Бородиным, тогда поэтом, выступавшим под псевдонимом Амир Саргиджан. Суд под председательством Толстого вынес двусмысленное решение, осуждавшее обе стороны (дело, в частности, шло о побоях, нанесенных Н. Я. Мандельштам). «…Саргиджан выдвигался писательской организацией — и на суде и в приговоре общественно-профсоюзного суда — как исполнитель особого писательского, наподобие официального, правосудия», — писал Мандельштам в адрес Московского горкома писателей, сообщая о своем выходе из организации, «допустившей столь беспримерное безобразие». На литературно-общественном фоне тех лет симптоматичным было интервью Толстого («О себе»), появившееся в печати по случаю его 50-летия: чтобы «в новую эпоху стать новым писателем», — на собственном примере ставилась там задача, — требуется «перейти из мира гуманитарных идей в мир идей диалектического материализма… и не все еще до сих пор освободились от детских очков гуманитарного мироощущения. Эпигонский гуманизм будет тлеть до тех пор, покуда у нас еще живет „серый помещик"» (Лит. газ. 1933. 29 янв.). По поводу самого инцидента известно письмо-адрес, направленное Толстому 27 апреля 1934 г. президиумом Ленинградского оргкомитета ССП. В этом письме поступок Мандельштама оценивается как «истерическая выходка человека, в котором до сих пор живы традиции худшей части дореволюционной писательской среды» (ИМЛИ, ф. А. Н. Толстого).

Арест Мандельштама в ночь с 13 на 14 мая 1934 г, совершается на его квартире в писательском кооперативном доме № 5 по улице Фурманова (б. Нашекинский пер., дом снесен в 1978 г.). Из упоминаемых в книге лиц там жили М. А. Булгаков, С. А. Клычков, С. И. Кирсанов, писатель-юморист В. Б. Ардов с женой Н. А. Ольшевской. Мандельштамы переехали в только что отстроенный дом в августе 1933 г.

[2] Так появились стихи… — Цитируются строчки А. Ахматовой из стихотворения «Я знаю, с места не сдвинуться…» (1939).

[3] Лева — сын А. Ахматовой Лев Николаевич Гумилев.

[4] «Участок великая вещь!…» — Так начинается стихотворение В. Хлебникова 1922 г.

[5] …черновики сонетов Петрарки. — Имеются в виду четыре переведенных Мандельштамом сонета; «Волк» — условное название стихотворения «За гремучую доблесть грядущих веков…» (см. № 2 в разделе «Стихотворения О. Мандельштама»).

[6] «Про что это?» — недоуменно спросил чин… — Шуточные стихи про управдома (нач. 1934) кончаются так:

[7] …вместо лагерей устраивал настоящие санатории… - О том, что «тюремный режим… больше походит на принудительные дома отдыха, чем на тюрьмы», была специальная резолюция ЦК партии, вынесенная по докладу Н. Ежова на февральско-мартовском Пленуме 1937 г. (см.: Октябрь. 1988. № 10. С. 9).

[8] Пророческие стихи к этому времени были уже написаны… — Разумеются стихи, предвещающие собственную гибель поэта. У Гумилева это — «Рабочий», у Мандельштама — «На розвальнях, уложенных соломой…» Стихотворения написаны в одно и то же время — в марте 1916 г.

[9] …«с гурьбой и гуртом». — Формула гибели из «Стихов о неизвестном солдате» Мандельштама (1937):

[10] …той рукописи, которой они интересовались… — Рукописи стихотворения о Сталине («Мы живем, под собою не чуя страны…» — см. № 9).

[11] …Бухарина я посетила… — В здании «Известий» на Страстной пл., где с конца февраля 1934 г. работал Н. И. Бухарин.

[12] …принципиальный сторонник революционного террора… — Убеждение в оправданности террора революционно-преобразующей идеей, признание необходимости «жестокости к врагам» в духе «замечательных традиций Ч К» при Дзержинском — Н. И. Бухарин донес до своего последнего письма «Будущему поколению руководителей партии» (см.: Горелов И. Николай Бухарин. М., 1988. С. 168).

[13] Политический Красный Крест — Комитет помощи политическим ссыльным и заключенным, существовавший на добровольные пожертвования с 80-х гг. прошлого века. После революции возобновился в Петрограде в декабре 1917 г., в Москве Комитет работал с февраля 1918 до середины 1937 г. под бессменным председательством Е. П. Пешковой. На XV съезде партии в 1927 г. о Красном Кресте говорилось как о «партии», примыкающей к оппозиции, о его работниках — что «они спустились до привлечения либеральных сочувствующих людей, к либералам обращались» (речь Ем. Ярославского). Помещался Комитет на Кузнецком мосту в доме № 24.

[14] …«не тронут, не убьют»… — Из стихотворения Мандельштама «1 января 1924», — формула, относящаяся, по внутреннему сюжету стихотворения, к концу революционного времени:

[15] …на съезде журналистов в те дни метался Балтрушайтис… — Где это происходило, неясно. В мае — июне 1934 г. проводились совещания по различным жанрам литературы — готовился Первый Всесоюзный съезд писателей.

[16] …в связи с переходом на «упрощенный допрос». — Еще 1 декабря 1934 г. (в день убийства Кирова) Сталиным было продиктовано постановление Президиума ЦИК об ускоренном, упрощенном и окончательном рассмотрении дел обвиняемых в терроре. В 1937 г. (14 ноября) изданием чрезвычайного закона вводился «упрощенный порядок судопроизводства» по отдельным пунктам статьи 58 Уголовного кодекса (саботаж, терроризм, вредительство). Этими законами устранялись гласность судебного разбирательства, участие в нем сторон, запрещались обжалования и ходатайства о помиловании. «…Применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 г. с разрешения ЦК ВКП(б)» (телеграмма Сталина, зачитанная на XX съезде партии). 29 июля 1936 г. «была принята секретная инструкция о допустимости любых методов следствия в отношении шпионов, контрреволюционеров, белогвардейцев, троцкистов и зиновьевцев» (Горелов И. Николай Бухарин. М., 1988. С. 166).