Иван Иванов - Анафема: хроника государственного переворота

Трудно однозначно прогнозировать его судьбу, если бы дело дошло до обсуждения, но я думаю, что ни Верховный Совет, ни Съезд в таком виде эту программу правительства утверждать бы не стали. Ничего нового по сравнению с гайдаровским периодом она не содержала и несла в себе все противоречия и колебания, которыми была отмечена деятельность правительства Черномырдина весь 1993 год. И уж тем меньше шансов имел этот проект для утверждения на Съезде после скандального возвращения в правительство Гайдара. Скандального, поскольку Ельцин объявил об этом откровенно угрожающим тоном, во время визита в одну из «придворных» дивизий.

Сегодня, когда подведены итоги 1 квартала 1994 года и было официально заявлено о спаде промышленного производства еще на 30%, стал ясно виден результат действий правительства по этой самой никем не утвержденной «программе»…

В Верховном Совете в этот период произошло резкое ослабление позиций будущих пособников палачей. После декабрьского (1992) и мартовского (1993) демаршей Ельцина даже часть правоверных ельцинистов заколебалась. Этому способствовала совершено дуболомная практика чиновников из администрации президента, которые в старом партийном духе бросились выполнять новую (после марта) установку по покупке депутатов должностями в исполнительных структурах. Разумеется, вся предыдущая назойливая болтовня о необходимости разделения властей в правовом государстве была тут же забыта. Ничего, кроме подозрений в подготовке переворота, раздражения и презрения к инициаторам этих предложений, такая практика в этот период на вызывала и вела только к росту оппозиционных настроений. И все-таки, несмотря на все эти «труды менял» травлю Верховного Совета в прессе, регулярные угрозы разгона, в парламенте нарастали прежде всего прагматически, а отнюдь не «экстремистские» настроения. После избрания В. Исправникова заместителем Хасбулатова, В. Соколова председателем Совета Республики, а В. Мазаева председателем комиссии по экономической реформе, «прагматическое» направление резко усилилось. По инициативе Верховного Совета (идея совещания была выдвинута Н. Павловым, которому пришлось более 40 минут объяснять Председателю ВС РФ перспективы и политические последствия такого мероприятия. — И. И.)было проведено в июле 1993 года 1 Всероссийское экономическое совещание, на которое, кстати, членам правительства не разрешили явиться, хотя первоначально оно планировалось как совместное с правительством. На осень готовилось второе такое совещание, как этап в подготовке к Х Съезду.

То что в Верховном Совете в этот период были преобладающими прагматические настроения, доказывается простым фактом. В. Исаков при избрании его председателем комитета по конституционной реформе прошел минимальным количеством голосов. Это человек, в профессиональной компетенции которого никто из его политических оппонентов не сомневался! Осторожность у многих депутатов вызывали именно его политические позиции, якобы слишком радикальные. Вообще надо заметить, что, несмотря на известную ожесточенность, дискуссии с «раскаявшимися марксистами» шли в рамках одной программы, а именно — рыночной, если говорить об экономике. За что, кстати, парламентскую оппозицию клеймили «слева» не меньше, чем режим.

Только уж совсем рептильные служители агитпрома нынешнего режима могли утверждать, что такие радикальные оппозиционеры, как М. Астафьев или И. Константинов хотят «возврата назад» к планово-распределительной системе. Люди, которые в отличие от номенклатурных коммунистов типа Гайдара, не состояли ни одного дня в инкубаторе «перестройщиков» и за свои политические убеждения страдавшие не под одеялом или на кухне, а в реальных столкновениях с репрессивными органами (как, например И. Константинов), просто в принципе не могли желать «возврата назад».

Хочу подчеркнуть еще раз, что несмотря на рост авторитета принципиальной оппозиции в Верховном Совете, ничего похожего на ее доминирование даже в самый последний период существования парламента не было. Я это говорю не с целью опять снять долю ответственности с радикальной оппозиции, а лишь исключительно для показа всей полноты политической изоляции Ельцина, осуществленной «коллективным Распутиным» еще в 1992 году. Ведь кто-то подтолкнул Ельцина публично заявить, что в Верховном Совете командует Фронт национального спасения, хотя подобная ситуация в принципе исключалась самим составом депутатов.

Наибольшую опасность для режима представляли отнюдь не радикалы, а именно «прагматики» поскольку они в этот период вплотную занимались тремя ключевыми вопросами: приватизацией, бюджетом и налогами. Центральным здесь был, конечно, вопрос о дальнейшей программе приватизации. Непрерывные пресс-конференции Чубайса летом 1993 года с нелепыми обвинениями в адрес Верховного Совета о торможении приватизации четко высветили главную заботу «раскаявшихся марксистов». Итоги приватизации за 1992 год, а теперь уже и за 1993 год показали преступную порочность избранных подходов. Эффективность производства не выросла, доходов государство не получило, собственности широкие слои трудящихся не получили. Приватизация стала не «народной», как вещал об этом Чубайс, а номенклатурно-криминальной. Собственность, оцениваемая триллионами рублей, уплывала за бесценок, а гигантские взятки оседали в карманах чиновников и мафии. Это сегодня слишком хорошо известно, чтобы подробно писать еще раз. Для нашей темы важно то, что поправки к Закону о приватизации реально могли быть приняты ужу осенью 1993 года и тогда криминально-номенклатурной приватизации был бы нанесен сильнейший удар.

Спор вокруг бюджета, представленного правительством как всегда с огромным опозданием, носил еще более показательный характер. Представленный правительством проект был в Верховном Совете существенно переработан и принят. И тут последовали заявления Ельцина и министра финансов Б. Федорова, что они его исполнять не будут (!?), так как он подрывает экономическую стабильность. Интересно, что на последнем рассмотрении проекта бюджета в Верховном Совете Б. Федоров не смог ответить на простой вопрос: какую конкретно статью расходов он предлагает урезать.

Здесь уместно вспомнить о рассуждениях Гайдара после его выступления в должность фактически главы правительства, когда он, возможно, и сам еще верил в свой демократизм. На вопрос, при каких политических обстоятельствах его правительство могло бы уйти в отставку, Гайдар сказал, что это может быть в случае не утверждения парламентом бюджета, представленного правительством. То есть сказал так, как написано в книжках про демократию. Ему тогда, видимо, просто в голову не приходило, что супердемократический парламент и Съезд могут так быстро перемениться.