Ги Бретон - Наполеон и женщины

Когда я нахожусь во главе войск, на полях сражений, моя обожаемая Жозефина царит в моем сердце, поглощает мои мысли.

Я удалился от тебя быстрее, чем течет Рона, только с той целью, чтобы скорей увидеть тебя снова. И если я встаю глубокой ночью и работаю часами, то это для того, чтобы на несколько дней раньше увидеть своего нежного друга.

А что же ты? В письме от 23-го-26-го вантоза (13-е-16-е марта 1796 года) ты называешь меня на Вы!

Ах! Какая же ты недобрая, как могла ты написать такое холодное письмо! А что ты делала четыре дня между 23-м и 26-м? Почему ты не писала своему мужу каждый день?

Ах, мой друг, это «Вы» и эти четыре дня лишили меня покоя. Проклятье тому, кто был этому причиной. Ах! Я заставлю его испытать такие же душевные пытки, какие он заставит испытать меня, если я получу последнее доказательство. В Аду нет таких пыток! Ни фурии, ни змеи не доставят таких страданий. Ах! Что же произошло за эти пятнадцать дней?

Моя душа грустит, мое сердце — твой раб, мое воображение рисует мне ужасные картины.

Прощай, моя жена, мучение, счастье, надежда и душа моей жизни, та, которую я люблю, которой я трепещу, которая внушает мне чувства нежные, как ветерок, и грозные, как Божий Гром!

День, когда ты скажешь: «Я люблю тебя меньше», станет последним днем моей любви или последним днем моей жизни.

Если бы мое сердце было настолько низким, чтобы любить без взаимности, я раздробил бы его зубами.

Жозефина! Жозефина! Ты разлюбила меня?"

Заключения писем свидетельствуют о том, что страсть к этой женщине стала навязчивой идеей его жизни:

«Я обнимаю твои груди и ниже, гораздо ниже…» Или: «Я обнимаю всю, всю тебя…» А еще: «Я обнимаю твою маленькую черную рощу…»

В этом стиле соединились романтическая идиллия и немножко водевиль.

Жозефина, получая неистовые послания, весело смеялась.

— Восхитительно! — говорила она.

И в то время как Бонапарт вертелся в кровати, вспоминая о бурных ночах, проведенных с женой. Креолка отдавала свое тело с атласной кожей всем молодым людям, которые ее об этом вежливо просили.

В конце апреля 1798 года Бонапарт вступил в Италию во главе армии, образованной из отрядов оборванцев, именовавшихся солдатами Директории.

Он разработал план разгрома австрийцев во главе с генералом Болье и пьемонтцев короля Сардинии, союзника Австрии.

Австрийцы же, уверенные в превосходстве шестидесятитысячной хорошо обученной и экипированной армии над тридцатью восемью тысячами изголодавшихся «босоногих французов» с трехцветными кокардами, предполагали одним ударом расправиться с Бонапартом и, не останавливаясь, победоносно маршировать до Лиона.

Бонапарт воодушевлял свою армию обещаниями грабежей.

«Солдаты! Вы раздеты, голодны, нуждаетесь во всем, но никто не может ничего дать вам. Ваше терпение и мужество в этих скалистых горах не принесут вам славы. Я же приведу вас к плодороднейшим равнинам мира. Богатые провинции, большие города будут в вашей власти, и вы получите богатство, почести и славу.»

Орда восторженно восклицала:

— Вот это вождь! Этот знает, чего хочет. Но этот молодой генерал, которому предстояло создать замечательнейшую армию всех времен, думал только о своей жене. На каждом самом крохотном привале он бежал к большому пню, к барабану, к плоскому камню и строчил письмо Жозефине, которое тотчас же отправлялось эстафетой в Париж.

Вечерами, на бивуаках, солдаты уважительно поглядывали на молчаливого генерала, уверенные, что он обдумывает план завтрашнего сражения. Они были бы очень удивлены, узнав, что он в это время мечтает о сладострастном теле Жозефины. И они меньше волновались бы, глядя на насупленные брови Бонапарта, если бы знали, что его гнев изольется не в замысле кровавой битвы, а в письме, полном кипящей ревности.

Воображая Жозефину, окруженную парижскими волокитами и щелкоперами, маленький корсиканец испытывал муки ада.

Он писал 7-го апреля из Альбенга (я почтительно сохраняю его орфографию);

«Я палучил твое письмо, которое ты не закончила, потому что собралась ехать за город, — пишет он. — И ты позволяешь себе делать мне ревнивые упреки, мне, который здесь завален работой и падает от усталости!.. Да, за городом висной (весной) хорошо, особенно с дивятнадцатилетним любовником».

«Девятнадцатилетний любовник» создан воображением Бонапарта, но он не знал, что действительность намного превосходит его фантазию.

Потому что Жозефина продолжала развлекаться, как до замужества, каждую ночь принимая темпераментных мужчин, способных удовлетворить ее аппетиты.

Желая поскорее окончить войну, чтобы воссоединиться с женой, Бонапарт набросился на австрийцев с необычайным пылом, чего они вовсе не ожидали.

В пятнадцать дней он одержал шесть побед, захватил двадцать одно вражеское знамя, опустошил музеи, присвоив полторы сотни картин и другие сокровища, ограбил библиотеки, стал обладателем пятидесятимиллионного богатства и подписал перемирие с Пьемонтом.

Преисполненный гордости, Бонапарт жаждал продемонстрировать свое могущество перед Жозефиной. Он стал настойчиво призывать Жозефину в Италию.

Но Креолка не имела никакого желания променять негу Парижа на дискомфорт полей сражении. Кроме того, она была так влюблена в своего последнего любовника, гусарского лейтенанта Ипполита Шарля, что и не помышляла его покинуть.

Неделя за неделей из Италии летели мольбы приехать, она отказывалась снова и снова, и отговорки были так лживо-небрежны, что Бонапарт изнемогал от ярости и ревности.

Послушаем Мармона:

"Генерал Бонапарт думал о своей жене непрерывно. Он страстно желал ее, ждал ее с нетерпением. Он часто рассказывал мне о своей любви к ней с юношеским воодушевлением и ослеплением. Но она все откладывала свой приезд, и его стала одолевать ревность. Однажды он случайно уронил портрет Жозефины, который всегда носил с собой, и стекло разбилось; он страшно побледнел и сказал: «Моя жена серьезно больна либо изменяет мне» [12].

Мы знаем, что она была здорова…

Тогда Бонапарт послал к ней Мюрата, надеясь, что тот уговорит ее приехать. Результат был неожиданным для супруга: Жозефина стала любовницей Мюрата.

Она изобрела предлог, чтобы задержаться в Париже — объявила себя беременной, Мюрат сообщил эту новость Бонапарту, который, обезумев от радости, схватил перо и настрочил еще одно безумное послание.

"Мюрат написал мне, что ты беременна и в связи с этим чувствуешь себя нездоровой и не можешь ехать ко мне. Значит, я еще несколько месяцев не увижу тебя, а ведь ты, наверное, так мило выглядишь с животиком.