Борис Васильев - Скобелев, или Есть только миг…

Послав ординарца, Струков решил ждать Ганецкого у моста. Тахир-паша, откланявшись, внезапно куда-то ускакал, и со Струковым остался только казак да подавленно молчавший Нешед-бей. Охрана моста поглядывала с откровенной ненавистью, а весь противоположный берег, до отказа забитый вооруженными аскерами, угрожающе гудел. Ярость только что вышедших из боя воинов еще не улеглась, и Струков понимал это. Толпа демонстративно потрясала оружием и готова была в любое мгновение пустить его в дело.

— Зверские рожи, ваше благородие, — шепнул казак. — Того и гляди…

— Вот и гляди, а за шашку не хватайся.

Подскакал Ганецкий с почетным конвоем улан. Струков начал было докладывать, но Иван Степанович не слушал его, глядя на вооруженную толпу за рекой.

— Сорвись сейчас случайный выстрел — опять кровища польется. Ступай к Осману немедля, Струков. Коли подтвердит сдачу, за мной еще раз пришлешь.

Струков тронул коня. Миновав молчаливую стражу на мосту, стал подниматься по шоссе, тесня угрюмых, очень неохотно уступавших дорогу аскеров. За ним следовали казак и Нешед-бей. Они уже приближались к караулке, когда неожиданно перед конем Струкова взметнулось зеленое знамя.

— Ла-илла, илала, ва Магомед расуль алла! — тонким голосом истошно завопил худой иссохший старик в чалме.

— Прикажите прекратить! — резко крикнул Струков Нешед-бею, сдерживая испуганно всхрапывающего коня. — Не хватайся за шашку, казак.

Казак, тяжело вздохнув, послушно отвел руку, непроизвольно метнувшуюся к оружию. Вокруг потрясали винтовками аскеры. Нешед-бей, встав на стременах, повелительно крикнул. Старик юркнул в толпу, знамя исчезло, и солдаты нехотя расступились.

У караулки Струков спешился, кинул поводья казаку и, не ожидая Нешед-бея, вошел в мазанку. В первой комнате было много офицеров, повсюду валялись рассыпанные патроны, оружие и плавали густые облака табачного дыма.

— Где Осман-паша? — громко спросил Струков по-французски. — Я прибыл на переговоры.

Один из офицеров молча указал на закрытую дверь. Струков раздвинул стоявших на пути, распахнул дверь и шагнул через порог.

В маленькой комнатке с единственным окошком на деревянной скамье сидел Осман-паша. Левая нога его была обнажена, над раной трудился немолодой доктор. На командующем был черный сюртук, расшитый галунами, но без орденов и знаков отличия; на поясе висела кривая сабля в дорогих ножнах. В углу комнаты, скрестив руки, молча стоял Тахир-паша.

Струков отрекомендовался. Осман-паша жестом пригласил его сесть, но Струков, поблагодарив, продолжал стоять из уважения к раненому полководцу.

— Я имею честь явиться по приказанию генерала Ганецкого, чтобы поздравить ваше высокопревосходительство с блестящей атакой и сообщить, что генерал Ганецкий ждет вашего подтверждения полной и безоговорочной сдачи.

Струков говорил по-французски, видел, что Осман-паша понимает его, но по каким-то своим соображениям предпочитает перевод. Переводил Нешед-бей, неслышно скользнувший в комнату вслед за Струковым. Выслушав его, паша надолго задумался. Потом медленным, ровным голосом сказал что-то своему врачу.

— День следует за днем, но Аллах не дарует людям одних удач, — тихо перевел адъютант.

— На все воля Всевышнего, — сказал Струков.

Вздохнув, Осман-паша медленно покивал, соглашаясь. В комнате опять повисло молчание, и стало слышно, как за дверью громко спорят офицеры.

— Я покоряюсь этой воле, — Осман-паша со спокойной горделивостью взглянул на Струкова. — Мои войска сложат оружие. Мой адъютант повторит мои слова вашему генералу.

Переведя это, Нешед-бей поклонился и тотчас же вышел. В комнатке вновь воцарилась тишина, но вскоре вошел молодой офицер. С удивлением посмотрев на Струкова, наклонился к командующему и что-то сказал. Осман-паша чуть улыбнулся, словно ожидал услышать именно то, о чем доложил офицер.

— Пока мы сражались, генерал Скобелев занял Плевну, — пояснил Тахир-паша.

Снаружи послышался шум, в комнату стремительно вошел Ганецкий. Снял повидавшую не одно сражение лейб-финляндскую фуражку, протянул руку Осману-паше:

— От всей души поздравляю! Вы великолепно вели атаку, великолепно, генерал!

— Кисмет! — вздохнул Осман-паша.

— Да, судьба, — согласился Иван Степанович: он не нуждался в переводчике, тут же по-турецки спросил, не беспокоит ли рана.

— Скоро буду ходить. Правда, в плену.

— Вы — герой Турции, а значит, и весьма почетный пленник.

Ганецкий сел на скамью, и оба генерала долго разглядывали друг друга. Осман-паша смотрел серьезно и грустно, а седой Ганецкий улыбался. И с той же улыбкой сказал:

— Однако прикажите все же войскам сложить оружие.

Осман молчал, продолжая задумчиво смотреть на своего Победителя. Ганецкий спокойно ждал, понимая, как тяжело турецкому полководцу, которому Султан пожаловал титул «гази» ( «непобедимый»), отдать такое повеление. И все молчали, только врач осторожно брякал медицинскими инструментами.

— Скоро начнет темнеть, — тихо сказал Струков, посмотрев на свои часы.

— Я прошу вас, генерал, не задерживать более с приказанием, — мягко повторил Ганецкий.

— Первым его должен исполнить я, — Осман-паша тяжело вздохнул и снял с себя саблю.

Ганецкий встал. Осман обеими руками протянул ему оружие, и старый генерал столь же торжественно, в обе руки принял его.

— Я полвека воюю с вашей страной, генерал, — тихо сказал он. — С двадцать восьмого года, во всех войнах. Но я и мечтать не смел, что когда-нибудь приму оружие из рук лучшего полководца Турции. Может быть, у вас есть какие-либо желания, генерал? Если они в моей власти, я исполню их.

— Желания? — Осман-паша чуть улыбнулся. — Я бы хотел увидеть генерала Скобелева.

— Ждите его здесь, генерал.

Осман вежливо склонил голову, тут же вскинул ее и строго посмотрел на своего начальника штаба.

— Чего вы ждете после того, как ваш командир сложил оружие?

И повелительным жестом указал на дверь. Тахир-паша почтительно поклонился и пошел к выходу. Проходя, сказал Струкову:

— Сейчас армия сложит орудие. Соблаговолите присутствовать?

— Проследить, — приказал Ганецкий. — Вызови караульные команды и немедля пошли за Скобелевым.

Струков вышел вместе с Тахиром. В первой комнате по-прежнему толпились офицеры, гудели сдержанные голоса. И по-прежнему плавали облака табачного дыма.

— Командующий отдал свою саблю, господа, — сказал начальник штаба. — Прошу немедленно пройти к частям и обеспечить порядок сдачи оружия.

Сказав это, Тахир-паша вышел из караулки, и Струков последовал за ним. У входа стоял конвой Ганецкого. Распорядившись о караульных командах, Струков отозвал корнета и приказал разыскать Скобелева. Корнет вскочил на коня и помчался в Плевну, а Струков поспешил за Тахиром-пашой, который быстро поднимался на прибрежный холм. Поднявшись, повернулся к войскам и, воздев руки к небу, начал что-то кричать, а Струков тем временем всматривался в суровые лица аскеров. Исхудалые, истощенные голодом и боями, они оставались по-прежнему грозной силой, по-прежнему верили в своего полководца и по-прежнему горели решимостью сражаться до конца, и Александр Петрович впервые за этот день ощутил не только восторг победы, но и огромное облегчение. Самая боеспособная и опытная армия противника сдавалась русским войскам вместе с лучшим полководцем Османской империи.