Александр Горев - Неру

Лишь единицам не по нраву нововведения Ганди. Выходит из Конгресса Мухаммед Али Джинна, в недавнем прошлом сторонник совместных действий возглавляемой им Мусульманской лиги и Конгресса, «посол индусско-мусульманского единства», как его называла выдающаяся индийская поэтесса и патриотка Сароджини Найду. «Он вышел из Конгресса не из-за разногласий между индусами и мусульманами, — напишет позже Неру в «Открытии Индии», — а потому, что не мог приспособиться к новой и более передовой идеологии, а в еще большей мере потому, что ему неприятны были толпы оборванных людей, говоривших на языке хиндустани, которые хлынули в Конгресс. Он считал, что политика — это более высокая материя, которой надлежит заниматься в законодательной палате или узкой комиссии».

Джавахарлала неприятно поразило решение Джинны, принятое в тот момент, когда вопрос о единстве всех национальных сил в начинавшемся движении несотрудничества стоял особо остро.

Спустя два десятилетия Джинна во всеуслышание заявит о «двух нациях», «каждая из которых должна участвовать в управлении их общей родиной». Пройдет еще несколько лет, и он, противопоставив религиозные интересы мусульман и индусов, выступит за раздел Индии на два государства...

Джавахарлал организовывал кампанию несотрудничества в Соединенных провинциях. На поезде и в автомобиле, на лошади, а то и просто пешком он изъездил и исходил этот район вдоль и поперек, выступая с утра до вечера на митингах и собраниях. Он призывал служащих покинуть государственные учреждения, отказаться от постов и титулов, полученных от властей, агитировал школьников и студентов пополнить ряды корпуса волонтеров, созданного Конгрессом для организации движения и проведения его ненасильственными методами, убеждал крестьян возродить чаркху 49 49 Чаркха — ручная прялка, на которой изготавливается нить для домотканого полотна — кхади. и заниматься домашним ткачеством, чтобы не пользоваться тканями британского производства.

«Я был всецело поглощен и захвачен движением; то же самое происходило со многими другими, — вспоминал Джавахарлал о тех днях. — Я отказался от всякого общества и связей, от старых друзей, книг и даже газет, если они не имели прямого отношения к тому делу, которым я был занят. До тех пор я еще уделял какое-то время чтению новейших книг и пытался следить за событиями международной жизни. Теперь времени для этого не было. Несмотря на свою привязанность к семье, я почти забыл своих родных, жену и дочь».

Движение несотрудничества быстро охватывало все районы Индии. Ганди много ездил по стране, разъясняя массам смысл несотрудничества. Джавахарлал часто сопровождал его и видел, как растет популярность Ганди. «Махатма Ганди ки джай!» («Да победит великий Ганди!») — этим лозунгом встречали и провожали индийцы нового вождя Конгресса.

Во время одной из таких поездок Ганди и Неру сообщили о кончине Тилака. Пораженный печальным известием, Джавахарлал не мог вымолвить ни слова, он смотрел на Ганди. Наконец тот с трудом произнес:

— Нет уже моей самой надежной опоры!

Утром 1 августа 1920 года Махатма и Джавахарлал прибыли в объятый скорбью Бомбей. Сотни тысяч бомбейцев в белых траурных одеждах заполнили улицы города, чтобы проститься с Тилаком — великим патриотом, который, как никто другой, умел пробуждать национальное сознание народа, сплачивать его для борьбы за свободу родины. Ганди и Неру шли рядом с носилками, на которых покоилось тело Тилака, до места кремации. Вспыхнул погребальный огонь, и Джавахарлал сложил ладони у груди в скорбном прощальном намасте...

Следуя призывам Махатмы, большинство избирателей бойкотировало первые выборы в законодательные органы. Известному журналисту, корреспонденту лондонской «Таймс» Валентайну Чиролу довелось самому оценить, насколько была эффективна деятельность возглавляемого Джавахарлалом провинциального комитета Конгресса в Аллахабаде. В день выборов Чирол находился на городском избирательном участке. «Ничто не свидетельствовало о том, — удрученно сообщал журналист, — что это был праздничный день в истории современной Индии, который должен был бы вдохновлять народ на великое дело самоуправления... С восьми часов утра до поздней ночи не явился ни один избиратель...» На первой сессии только что «избранного» центрального законодательного собрания не присутствовал никто из лидеров Конгресса.

В ноябре 1921 года Рабочий комитет Конгресса, членом которого был и Джавахарлал, объявил бойкот всем торжествам, к которым спешно готовились власти, желавшие по случаю приезда в Индию принца Уэльского продемонстрировать наследнику короны благодарность за дарованные реформы.

В Бомбее, куда высокий гость прибыл 17 ноября, жители устроили мощную антибританскую демонстрацию, проходившую столь бурно, что даже конгрессистским волонтерам не удалось удержать ее участников от столкновений с полицией. Пустыми, словно вымершими улицами встретила принца Уэльского Калькутта и родной Джавахарлалу Аллахабад.

Вдохновленный успехами сатьяграхи, Неру писал редактору аллахабадской газеты: «Я — убежденный сторонник несотрудничества и всего того, что оно означает. Я твердо верю, что именно несотрудничество, а не какое-либо другое движение, приведет нас к победе. Может быть, эта победа наступит не через день и не через год, но она непременно наступит, даже если обрушатся небеса».

Принц, раздосадованный враждебным приемом индийцев, еще не покинул Индию, а правительство поспешило обвинить волонтеров Конгресса в беспорядках, происходивших во время визита, и объявило их вне закона.

Джавахарлал и его товарищи приняли решение не только не прекращать деятельности волонтеров в Соединенных провинциях, но и опубликовать списки с их именами в аллахабадских газетах. В первом опубликованном списке значился Мотилал Неру, ранее не состоявший в волонтерском корпусе и вступивший в него сразу, как стало известно о запрещении правительством этой организации.

Вечером 5 декабря 1921 года в Аллахабаде был арестован товарищ Джавахарлала конгрессист Капил Део, доводившийся племянником одному из руководителей Конгресса М.М.Малавия.

— Капкан захлопывается, — мрачно заключил Мотилал, услышав об аресте Део. — Скоро придет и наш черед.

Джавахарлал воспринял известие об аресте друга внешне невозмутимо. Репрессии не страшили его. Он свыкся с их неотвратимостью, пережив драматические месяцы кампании несотрудничества, когда едва ли не каждую неделю ему приходилось выслушивать угрозы полицейских чинов привлечь его к суду за антиправительственную деятельность и бунтарские речи.

Весь следующий день Джавахарлал напряженно работал в помещении комитета Конгресса. Понимая, что не сегодня-завтра его арестуют, он спешил завершить хотя бы самые неотложные дела. К вечеру нагрянули полицейские с ордером на обыск. Они перерыли все бумаги, но не обнаружили ничего предосудительного. Через некоторое время после их ухода Джавахарлал узнал, что полиция арестовала уже семьдесят пять городских конгрессистов. Встревоженный, он поспешил домой.