Кристофер Хибберт - Бенито Муссолини

— Куда мы едем? — спросил он.

— На юг.

— Не в Рокка-делле-Каминате?

— Пришел другой приказ.

— А Вы-то кто? Я знал полицейского инспектора Полито.

— Это я.

— А как же Вы стали генералом?

— Они дали мне соответствующее армейское звание.

Саверио Полито провел, по словам самого Муссолини, «несколько блестящих операций за годы его режима» и теперь он рассказывал о них — о захвате им Чезаре Росси, предыдущего руководителя фашистского бюро печати, который был арестован после убийства Маттеотти, и о разгромленной им банде Пинтора на Сардинии. В то время как машина неслась по Аппиевой дороге через Вельетри, Чистерну и Террачину, Полито, продолжая курить, развлекал Муссолини, рассказывая ему о своих приключениях и о преступниках, которых он знал. Около полуночи, когда машина поехала медленнее, Полито отодвинул стеклянную задвижку за спиной водителя и спросил его: «Где мы?» — «Около Гаэты».

Это название наполнило Муссолини чувством гордости, смешанной с горечью. Он уже думал о себе как об одной из трагических фигур истории. Эта реакция на свое падение позднее выродилась в навязчивую идею, и в своей судьбе он видел отражение судеб тех великих людей, чьи жизни окончились подобным же образом. Конец Юлия Цезаря, смерть Наполеона, даже судьба Христа — все они были близки его судьбе. Теперь же, когда он увидел массивные очертания форта, господствовавшего над гаванью Гаэты, он успокаивал себя тем, что именно здесь скрывался в 1848 году Пий IX, а в 1870 сидел в тюрьме Мадзини. «Я думал, — говорил он год спустя швейцарскому журналисту, — что и меня ожидает такая же судьба. Я был так убежден в этом, что спросил моего Цербера, Полито, не будет ли мне предоставлена честь занимать ту же камеру, что и великому герою Рисорджименто».

«Это еще не решено», — коротко ответил Полито.

Машина остановилась, и к ней подошел морской офицер. В руке у него горел факел. Инструкции, которые он дал водителю, лишили Муссолини надежды разделить мученичество с Мадзини. Офицер указал на доки, произнеся при этом название будущего местонахождения пленника, по злой иронии называвшееся «причал Чиано».

В пять часов вечера контр-адмирал Франко Маугери, начальник разведки ВМФ, получил приказание от главы кабинета министерства военно-морского флота быть готовым к выполнению «обязанностей по сопровождению». Он должен был поехать в Гаэту, где у пристани Костанцо Чиано его ожидал корвет «Персефона». Через два часа генерал Черика отдал ему более конкретные приказания. Муссолини в сопровождении генерала Полито, полковника Пелаги и вооруженного эскорта отправился этой ночью из Рима в Гаэту. Маугери получил приказ встретить его в Гаэте, принять на борт «Персефоны» и отдать приказ ее командиру, капитану Тадзари отплыть на Вентотене, небольшой островок в тридцати милях к югу. Никто не должен был ничего знать о личности пленника до тех пор, пока судно не выйдет в море. Тадзари и офицерам в штаб-квартире ВМФ в Гаэте его следовало представить как «важную персону, замешанную в шпионаже».

Маугери прибыл в Гаэту без пятнадцати одиннадцать и в течение трех часов ожидал прибытия пленника из Рима. Сначала он сидел, задыхаясь, в кают-компании «Персефоны», потом прогуливался вдоль причала, куря сигарету за сигаретой и разговаривая с офицерами, один из которых считал, что этот адмирал имеет предписание обсудить где-то в море возможность перемирия с английскими или американскими представителями. В начале третьего Маугери увидел огни фар трех автомобилей, быстро приближавшихся по дороге из Формии.

В своей книге «Mussolini mi ha detto» Маугери писал, как головная машина подъехала к нему и остановилась в нескольких метрах от входа на трап «Персефоны». Из нее вышел подполковник карабинеров Пелагри и подошел к нему. Из следующей машины появился генерал Полито, а уж затем на причал ступил и сам Муссолини. Маугери приветствовал его и в этот момент он увидел «необычные глаза» Муссолини, которые «светились в окружающей темноте», в то время как их обладатель приближался к нему.

Адмирал Маугери проводил их на борт и, сопровождаемый Полито, полковником Пелаги и другими офицерами карабинеров, подвел Муссолини к двери каюты капитана Тадзари. Пока Муссолини стоял и рассматривал барограф, Маугери вернулся на палубу, где увидел, как лейтенант с корвета давал инструкции охранникам Муссолини — шестерым вооруженным автоматами карабинерам.

«Персефона» подняла якорь и оставила за кормой Гаэту. В самом начале плавания возникли неполадки с правым двигателем, который, не сразу заработал, извергая клубы дыма, что и продолжалось на протяжении всего путешествия.

Видимость была неважная, дул легкий сирокко. Погода стояла жаркая и влажная, над морем низко неслись облака. Маугери испытывал радость от того, что снова вышел в море, правда, не мог избавиться от мысли о том, что всем им будет уже не до веселья, если на них нападут подводные лодки или сверху свалятся бомбардировщики.

Перед прибытием в Вентотене капитан Тадзари сбросил скорость и слегка изменил курс, выжидая рассвета. В четверть шестого он бросил якорь в нескольких сотнях метров от берега.

Экипаж оставался на своих местах, в то время как генерал Полито сошел на берег, чтобы исследовать этот островок и решить, подойдет ли он для изгнанного Муссолини. Понаблюдав, как Полито спускается на катер с «Персефоны», адмирал Маугери сошел вниз, чтобы удостовериться, что там «все в порядке». «Я был, — сообщает он, — преисполнен любопытства. Войдя в каюту, я произнес „Ваше превосходительство“ (а как еще можно было его назвать?), он поднял на меня свои необычайные глаза. „Не желаете ли Вы чашечку кофе или чего-нибудь еще?“

От кофе Муссолини отказался. Все, что ему нужно, — сказал он, — это информация. Насколько велик этот остров? — спросил он.

Адмирал Маугери рассказал все, что помнил, а затем послал за морским атласом.

«О, какой маленький островок», — улыбаясь, проговорил Муссолини.

Маугери понял, что дуче думал об Эльбе и Святой Елене, и мысли адмирала также обратились к Наполеону. «Он похож на труп, так сильно он изнурен», — отметил про себя Маугери, с сочувствием глядя на Муссолини, словно видел этого человека в первый раз в жизни».

«Это корвет, не так ли?» — спросил дуче, прерывая поток его мыслей, и они повели разговор о войне на море, о техническом превосходстве британских военно-морских сил, о сражениях, в которых довелось участвовать адмиралу. Беседа протекала непринужденно. Они говорили об американских, французских и японских военно-морских силах, об образе жизни в Америке и Японии.

Муссолини рассказал, как недавно ему показывали фильм о японской авиашколе. Он заметил, что японцы показались ему значительно более высокими, чем принято думать, и поинтересовался мнением Маугери.