Юрий Шутов - Анатолий Собчак: тайны хождения во власть

Сам был тому свидетель, когда на сессии один оратор, прежде отовсюду изгнанный и всеми охаянный, ставший депутатом, похоже, исключительно благодаря черепно-мозговой травме, полученной в детстве, орал с трибуны, как столовский кот, по ошибке запертый на ночь в подвал с огромными крысами, и требовал принятия указа о перелицовке в нашем городе и в стране всех без исключения названий, содержащих слово «красное», вплоть до известной марки вина.

При упоминании этого слова он сам разошелся, как испанский бык от вида тряпки такого цвета в руках тореадора. По всей видимости, для успокоения коллеги ему дружно пошли навстречу и повелели все «красное», «красногвардейское», «красноармейское», «красноперекопское», «краснопутиловское» и прочее тут же переименовать. Не обошлось, однако, без богохульства вокруг бытующего, расхожего названия кладбища — Красненькое. Оказалось, это название рождено цветом кирпичной стены вокруг него, а вовсе не большевистской любовью к конкретному месту захоронения...

Собчак, взирая на буйное творчество вполне вероятных клиентов городских психушек, освобожденных избирателями от принудительной опеки докторов, сперва вхолостую веселился, пока не получил первый большой оплаченный Западом заказик по стиранию имени Ленина с городской вывески. После обтяпывания этого крупного дельца «патрон» сам увлекся игрой в мелкие переименования. Но, в отличие от обычных придурков, наш шумный и напористый узбекский провинциал всегда творил злонамеренно и небескорыстно.

Уже на подлете к Таллинну, когда замаячили пирсы эстонского рыболовецкого колхоза-миллионера, пока еще имени Кирова, летчик, наслушавшись меня, предложил довольно толковый и стройный план «вывода страны из тупика на заключительном этапе реформ». Центральный пункт этого плана заключался в ударном строительстве просторных помостов с гладко обструганными досками и Г-образными добротными перекладинами, укомплектованными одной либо несколькими пеньковыми веревками с характерной петлей на концах. Эти сооружения отважный пилот рекомендовал воздвигать прямо напротив кабинетных окон «демократических» правителей и тех, кто все издевательства над страной и народом затеял. Тут уже мне пришлось с опаской покоситься на командира. Ведь мы летели за Собчаком, тогда еще всеми любимым, и потому самоотверженного воздушного пацифизма желательно было избежать.

После приземления на лужайке, вдали от взлетно-посадочных полос, я, не дожидаясь остановки лопастей, выскочил из вертолета и побежал к машине, вызванной мною по радио.

Слет передовиков разгрома СССР происходил на этот раз во дворце эстонских партийных съездов, куда удалось попасть довольно быстро. Преодолев множественные прекрасно вооруженные кордоны неизвестного рода охраны, наконец добрался до дверей зала, где заседала вся эта компания.

Помятуя, что не рекомендуется делать резкие движения в абсолютно не знакомом «интерьере», я стал подыскивать способ, как проникнуть внутрь сквозь последнюю преграду, через которую, как я вскоре заметил, постоянно шныряла восхитительная особа из числа красивых женщин, уже успевшая усвоить, что, если свою Богом данную внешность не довесить какой-либо нужной профессией, занятием то ли местом в жизни, тогда рано или поздно рискуешь превратиться в жуткую обузу для мужчин, осчастливленных в юности полакомиться ее красотой. Она оказалась референтом премьер-министра Эстонии. Подчеркнув ее безусловное превосходство в этом помещении, я обратился к ней за советом, попутно выразил свое восхищение и в результате с ее помощью был доставлен в нужное мне место.

Это был даже не зал заседаний, а, скорее, фойе, уставленное вдоль окон и стен кадками с зеленью, корзинами с цветами и угрюмо-сосредоточенными зверскими рожами невиданной по числу и технической вооруженности охраны. За подковообразным столом, напоминавшим чей-то пьедестал, сервированный бутылками с прохладительными напитками, восседало множество прибалтийских, слетевшихся вместе антисоветских жар-птиц, которые, как известно, стаями не летают. Вся обстановка живо напоминала традиционный антураж сходняка «крестных отцов» мафии в Палермо.

(Поспешу внести ясность: пока участники встречи походили на итальянских мафиози только с виду. Делами же они сравняются с сицилийскими «донами» чуть позже. За короткий промежуток времени, например, Собчак быстро раструсит и так еле заметные жизненные принципы и моральные устои. После чего, уже не таясь, примется в роли «свадебного генерала», а по-ихнему — «крестного отца» гулять на именинах подвернувшегося махрового жулья в компании с начальником ГУВД и приятельницами, работающими у гостиниц, а также бедоносно пахнущей шпаной вместе с забубенными лидерами криминальных образований. Там он станет потреблять в неограниченных количествах черную икру, горячо любимую со времен студенческого жития, плясать гопачок и вместе с «главментом» чокаться со всеми подряд бандитами. Именно такие личные контакты и «гражданское согласие» между представителями прямо противоположных социальных групп и формирований образуют во всем мире понятие «организованная преступность» — Ю.Ш .).

На мое появление в зале вместе с референтом премьер-министра никто внимания не обратил. Я осмотрелся. Действительно, присутствие было блестящим. Такого набора известных на всю страну «героев прибалтийской перестройки» мне видеть одновременно не приходилось. Причем все это были современные главы либо лидеры общественных движений трех еще пока советских республик, где впервые в СССР из колхозных ветеринаров быстро делали министров юстиции, а рядовых юристов назначали министрами сельского хозяйства. Один лишь Собчак представлял горсовет областного города РСФСР, что явно не гармонировало со статусом остальных.

Выступавшие со свойственной прибалтам равнодушной сдержанностью призывали к необходимости быстрейшего разрушения всего советского, союзно-русского и изгнанию из наших со времен Петра I земель всех русскоязычников. Дальше, видимо, чтобы никто не смог «сачкануть», шло поименное обсуждение призывов.

Как раз поднялся Ландсбергис — ванильный доктор советского искусствоведения, а ныне безжалостный враг всех русских в Литве. Он дал себя присутствующим осмотреть, как на рынке предлагают пробовать соленый огурчик, и, поправив очки, спокойно заявил, что русским на берегу Балтийского моря, где они за века воздвигли много портов и городов, места нет. Услышав такое, я был ошарашен. Собчак сидел за столом в дальнем от меня углу с остекленелым взором. По восковой спелости сосредоточенно-несменяемого выражения лица можно было смело предположить, что им уже неоднократно, как экспонатом для своего музея, интересовалась мадам Тюссо. Дошла очередь выступить ему. «Патрон» сперва, чтоб его не приняли в этой, как мне показалось, малознакомой компании за «керю с электрички», заявил, что он «профессор права из Ленинграда», а дальше, к моему удивлению, принялся разглагольствовать о путях «разумного» (его выражение) разрушения страны и вместо безоговорочного изгнания — о создании временных резерваций для русского населения на территориях прибалтийских республик. Затем он многословил различными идеями государственного обустройства постсоветского периода в России, где нужно будет постоянно грабить население и периодически кое-кого убивать, дабы люди не думали, что о них новые власти перестали заботиться.