Фридрих Тибергер - Царь Соломон. Мудрейший из мудрых

Церемония заключалась в торжественном перенесении в Храм ковчега и скрижали из скинии Давида города Сион. Перед скинией появились представители народа; священники вынесли на шестах ковчег к алтарю. Их ожидал царь вместе со специально назначенными людьми и принес в последний раз на этом месте жертву. Затем одни священники снова подняли ковчег, а другие понесли разнообразную церковную утварь и скинию из старого святилища в сокровищницу нового Храма.

Под звуки музыкальных инструментов и пение псалмов процессия двинулась на Храмовую площадь. Возможно, тексты напоминали первую часть 24-го псалма («К тебе, Господи, возношу душу мою») или 126-го псалма, «Песнь восхождения»: «Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его; если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж». Затем священники и царь прошли между двумя столбами в зал. Впервые перед взором присутствующих распахнулась великолепная дверь, и они вошли в святилище. Двери святая святых открылись, и священники поместили ковчег за занавес, под крыльями херувима. «И выдвинулись шесты так, что головки шестов видны были из святилища перед давиром, но не выказывались наружу» (3 Цар., 8: 8).

И святилище наполнило густое облако – «слава Господня наполнила храм Господень» (3 Цар., 8: 11). Все это напоминало историю, восходившую к Моисеевым временам. Сам Господь обнаружил свое непосредственное присутствие: «Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле» (3 Цар., 8: 12).

Прежде чем царь прошел в передний двор, чтобы принести первую жертву, он передал полномочия управления новым святилищем двум участникам Завета – Богу и его людям, обратился к Господу и к собравшимся, обосновав с исторической точки зрения необходимость построения Храма, затем подчеркнул его значение как одного из величайших символов веры в единого Бога.

В дошедшей до нас речи Соломона, очевидно, содержатся определенные противоречия, поскольку легко отнести этот текст к другому периоду. После падения Северного царства, как специально подчеркивается в речи, именно Храм должен был обеспечить единство государства. Заметим, что в своей речи Соломон никого не обличает, ничего не провозглашает, – здесь содержится единственное упоминание о политических событиях, мысль о том, что иудейский народ, пришедший в Землю обетованную, наконец смог построить Храм, чтобы достойно отметить свое возвращение.

Все это звучит странно в устах царя, чья власть уже упрочилась, – ведь речь явно идет о временах изгнания. Однако ни по тону, ни по стилю эти строки не отличаются от предыдущих. Но все сказанное не согласуется с последующим содержанием речи, где подчеркивается, что Господь с радостью будет принимать поклонение в этом новом месте – в Храме Иерусалима. Более того, есть упоминание о предполагаемом поражении в битве. Наконец, стихи, где говорится об Исходе, не совсем совпадают с общим строем речи Соломона. Если бы она относилась ко времени Исхода, не нужно было бы повторять, что Храм является истинным местом для произнесения молитвы, равно как в ней не содержались бы упоминания о военном поражении. Возможно, этот абзац был добавлен к речи Соломона позже.

Фактически ни одно обращение, приведенное в Библии, так логично и последовательно не раскрывает понятий, которые являются в такой степени универсальными, как и национальными. Признаем гениальность неизвестного поэта прошлых веков, который изложил речь, так цельно и точно отразившую суть эпохи Соломона!

Итак, царь вошел в дверной проем, ведущий в святилище, повернулся к святая святых. Священники стояли снаружи, на ближнем дворе собралась толпа людей. Специально подчеркивается, что, обращаясь к своему народу, он повернулся к нему: «И обратился царь лицем своим, и благословил все собрание Израильтян» (3 Цар., 8: 14).

В Септуагинте сохранилось начало молитвы. В тот момент, когда Соломон распростер руки над тем местом, что предназначалось Господу, он осознавал парадоксальность происходящего: впервые руками людей было воздвигнуто жилище, предназначавшееся для нематериального Создателя мира! Именно он, создавший источник света для всех, был обречен жить в темноте!

Свои чувства Соломон не формулирует в конкретной форме, в виде вопроса, но только смиренно заявляет, что такова суть веры. Следовательно, он отвергает любые формы язычества с их материальным прагматизмом, напомним: «Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле; я построил храм в жилище Тебе, место, чтобы пребывать Тебе во веки» (3 Цар., 8: 12-13).

Здесь мы встречаемся с новым аспектом в монотеистической концепции Бога как Всемогущего Создателя, который противопоставляется слабому, немощному, похожему на ребенка человеку. Концепция углубляется, в дальнейшем в ней обнаружится внутреннее противоречие между бесконечным и конечным, значение вечного внутри временного и сосуществование этих противоположностей, осознание того, что жизнь наполнена как страданиями, так и верой. Из сказанного следует, что жизнь израильтян не зависит ни от конкретной борьбы за единство нации, ни от побед над врагом, ни от стремления к возвышению над другими, но от высоких размышлений о существовании Бога и человека.

Затем царь поднялся и повернулся к народу, который также встал с коленей. В описании это специально подчеркивается, поскольку в Храме Господнем можно преклонить колени только перед Богом, но не перед царем, даже если он выполняет обязанности священника. Просто и ясно Соломон объясняет, что означает Храм: теперь ни одно племя, ни один город не могут построить постоянный дом Господа, кроме того, который воздвигнут им, царем.

Когда Давид объединял нацию, он захотел построить Храм, но только Соломону, который был призван Богом выполнить эту задачу, удалось осуществить ее. Храм оказался именно тем местом, где хранился ковчег со скрижалями – Заветом между Богом и людьми. Как предположил царь, до этого времени была цель – возвращение из Египта; впервые в Храме было показано, что история может быть определена как религиозный путь, ведущий к определенной цели.

Затем царь и весь народ перешли к алтарю, расположенному на внешнем дворе, поклонились, по обычаю, и протянули вперед руки свои ладонями к небесам. И Соломон начал великую речь, которая обозначала возрождение Завета, и обратился к Богу: «Ты хранишь завет и милость к рабам Твоим» (3 Цар., 8: 23).

И снова встречаемся с парадоксом: «Поистине, Богу ли жить на земле? Небо и небо небес не вмещают Тебя, тем менее сей храм, который я построил!» И все же, продолжает Соломон, «услышь воззвание и молитву». Ведь обещано Господом: «Мое имя будет там», то есть именно с этого места молящийся будет услышан, и его слова дойдут до места «обитания Твоего, на небесах» (3 Цар., 8: 29 – 30). Соломон оговаривает условия исполнения Завета. С одной стороны, люди должны молиться и выполнять свои обязательства по отношению к Господу. А Господь должен тогда оправдать правого, но и наказать виновного.