Роберт Иванов - Генерал в Белом доме

Отнюдь не все в США были довольны предстоящим визитом советского лидера. Эйзенхауэр отмечал в мемуарах, что решительными противниками советско-американской встречи были те, кто считал, что нет необходимости поддерживать с Советским Союзом какие-либо контакты. Среди тех, кто не поддерживал эту встречу, был «выдающийся лидер» кардинал Спеллман. Президент позвонил своему «большому другу», объяснил ему цели визита Н. С. Хрущева и убедил в целесообразности такой встречи. Кардинал «обещал молиться за успешное завершение» его начинания. Предстоящий визит Н. С. Хрущева в США «вызвал в стране определенную оппозицию, особенно среди консервативных католиков». 14 августа 1959 г. секретарь президента Энн Уитман писала Эйзенхауэру, «что Нельсон Рокфеллер настроен резко критически к визиту Хрущева» [803].

16 сентября госсекретарь США и советский министр иностранных дел согласовали повестку предстоящих переговоров. Помимо проблем, которые были оговорены Эйзенхауэром и Макмилланом, предстояло обсудить вопросы о Лаосе, Иране, об обмене информацией, об атомных реакторах.

На время поездки Н. С. Хрущева по США президент назначил своим личным представителем при советском госте Генри Лоджа, руководителя американской миссии при ООН.

Хлопот было немало. Надо было решать проблемы обеспечения безопасности высокого советского гостя, определять его маршрут во время поездки по стране. Предложения по маршруту были самые различные. Президент, например, считал, что Хрущеву надо посетить Абилин в Канзасе и побывать на маслобойне, где он работал по 14 часов в день до поступления в Вест-Пойнт. «Одна из моих задач заключалась, конечно, в том, чтобы дать Хрущеву понять, что хотя я, в его глазах, и «капиталист», но я знал, что такое тяжелый труд» [804].

Возникало немало и чисто протокольных проблем. Хозяева, например, были поставлены – в тупик, когда советский гость категорически отказался надевать смокинг, направляясь на обед в Белый дом, устроенный в его честь. «В глазах коммунистов смокинг был символом капитализма» [805]. Эйзенхауэр заявил, что советский гость может надевать все, что он считает нужным, а американцы будут одеты по протоколу.

Более серьезная проблема возникла с определением официального статуса советского гостя. Сын Эйзенхауэра вспоминал, что между советским посольством в Вашингтоне и государственным департаментом шли деликатные переговоры по этому вопросу. Н. С. Хрущев не был главой государства, а следовательно, не мог претендовать на почести, которые оказываются главам государств. Советская сторона, писал Джон Эйзенхауэр, в конце концов пришла к единственно возможному логическому компромиссу: Хрущев посетит «США в качестве главы государства» [806].

Вопрос о том, какие почести оказывать Хрущеву, как главе государства или главе правительства, в Белом доме считали достаточно важным и с учетом личных качеств советского гостя. В конфиденциальном документе «Хрущев: человек и его взгляды», подготовленном для руководителей США, говорилось: «Гордясь своим пролетарским происхождением, он, тем не менее, полон решимости получить полное признание и все почести, оказываемые руководителю великой державы. Решительно борясь против прославления культа личности Сталина, он позволяет во все большей степени льстить себе» [807].

Поспорили и о том, где и как будет встречать и приветствовать Н. С. Хрущева советский посол в Вашингтоне. Позиция Эйзенхауэра в этом вопросе была непреклонна – советского гостя будут встречать так, как это принято в США.

На первой встрече, состоявшейся в тот же день, по предложению Эйзенхауэра был определен круг вопросов, подлежащих обсуждению, и решено провести переговоры в Кэмп-Дэвиде. Советский гость с удовлетворением принял это предложение, особенно после того, как президент информировал его, что там более прохладно, чем в Вашингтоне.

Хрущев с самого начала встречи с президентом подчеркнул, что его главная задача – добиться всемерного укрепления мира. «Советский Союз, – сказал Хрущев, – не хочет войны и более того, он считает, что мы понимаем это». Президент ответил: «Я согласен, что нет будущего при взаимном самоубийстве». Хрущев подчеркнул, что его цель – установление взаимного доверия, основанного на признании существования каждой из стран. Относительно разницы, существующей между нами, которую мы оба признаем, он заявил: «Пусть рассудит история». Эйзенхауэр отмечал спокойное, сдержанное поведение советского руководителя: «В намерениях, изложенных нашим гостем, не было ничего, свидетельствующего о стремлении к ссоре» [808].

Во время пребывания в США Хрущев неоднократно возвращался к вопросу о коммунизме, о репрессиях, которым подвергаются в США члены компартии. 18 сентября Генри Лодж сообщал в Белый дом, что во время поездки в Гайд-парк Хрущев «попытался подразнить его. Он заговорил об американских коммунистах, которых несколько лет назад посадили в тюрьму, и заявил, что это было несправедливое решение». Лодж начал пространно объяснять ему, что коммунисты выступают за свержение силой законного правительства и что «в такой ситуации ни одно правительство, включая советское, не остановится перед тем, чтобы использовать закон и помешать своему насильственному свержению».

Хрущев настаивал на своем и спросил Лоджа, за что все же посадили лидеров компартии США в тюрьму. Лодж ответил, что это было девять лет назад и он не помнит детали судебного обвинения. Реакция гостя была быстрой и четкой: он обернулся ко мне с усмешкой, слегка подтолкнул меня в бок и сказал: «Вы говорите, что не любите насилие, А Джордж Вашингтон использовал выборы, чтобы победить во время американской революции?» [809].

Советского лидера, в свою очередь, немало терзали вопросами о коммунизме, в частности, на многочисленных встречах с журналистами. 27 сентября на пресс-конференции в Национальном клубе печати журналист Стинетц из Швейцарии заметил, что на одной из пресс-конференций Хрущев сказал, что капитализм пришел на смену феодализму, потому что был более прогрессивной общественной системой, то же произойдет между капитализмом и коммунизмом. Журналиста интересовало, что ждет человечество после победы коммунизма, какая общественная система придет на смену коммунизму.

Ответив, что в СССР построена только первая фаза коммунизма, а в других социалистических странах не решена и эта проблема, Хрущев заявил: «Сейчас, не отведав даже этой части коммунистического пирога, как я могу выискивать другую ее часть? Я верю, что коммунистический пирог самый лучший. Мы верим в это. Нам он нравится, и мы готовы поделиться им с каждым, кто этого захочет».

Уже во время первой встречи разговор зашел о философии и практике коммунизма. Эйзенхауэр откровенно изложил свои опасения, вызываемые политикой коммунистов, в том числе и американских. Президент был откровенен и в другом: «Я признал, – писал он в мемуарах, – что наши антикоммунистические чувства иногда вырождаются в охоту за ведьмами» [810].