Георгий Бурков - Хроника сердца

Закрытое письмо одному режиссеру:

«Дорогой друг! Наконец-то я понял то, что мешает нам. Разница между нами в том, что Вы художник Государственный, а я – Национальный. И то и другое понятие – социальны. Только Государство и Нация, к сожалению, находятся у нас в постоянной и непримиримой войне.

Мы же с вами притворяемся, что это несущественно и не может помешать нашей дружбе.

Хотя активно участвуем в этой войне. И из этого многое вытекает».

Искусство выдающихся актеров заманчиво и обманчиво своей простотой. Так и кажется, что так вот, как играют они, может сыграть каждый. Чем талантливей, тем искусство его доступней. Умозрительность. Я хожу в театр, в кино, присматриваюсь к понравившимся мне актерам, в уме прикидываю, смогу ли я так играть, как они, и прихожу к выводу, что да, смогу. И не понимаю, что делаю большую, роковую ошибку, потому что между «могу» и «хочу» дистанция огромного размера. Мы видим результат, но не видим гигантского труда, который стоит за этим, казалось бы, очень простым и всем доступным результатом. Почти все актеры, которые составляют цвет нашей культуры, шли в искусство своим особым, индивидуальным путем. Бондарчук, Шукшин, Банионис. Всех не перечесть.

Что такое актер? – спрашивает Ф. М. Достоевский. И сам же отвечает: актером надо родиться, – подразумевая, очевидно, особую расположенность к лицедейству. Мы обычно, говоря слово «талант», имеем в виду нечто общее, нечто универсальное. Мол, талант у меня есть, а дальше мое дело! Захочу – пойду в актеры, захочу – в физики, захочу – в дипломаты. Ан нет! Талант связан с чем-то одним, естественным. И угадать свой талант, не ошибиться в себе и в своей будущей профессии задача чрезвычайно трудная.

Сегодня у меня появилось жгучее желание написать по крайней мере две откровенные статьи о театре. Откровенные, резкие, исповедальные. Начать первую статью с того, что моя дочь в этом году не поступила в театральное училище. Потом перейти к разговору о чудовищном конкурсе, о судьбах тех мальчиков и девочек, которые не попали в театральное училище. Написать о том, что каждый человек должен иметь свои убеждения и должен уметь отстаивать их. Писать просто, откровенно и спасительно. Главное, писать о том, что есть, а не о том, чего нет, но о чем почему-то принято писать. Я хочу разобраться, что случилось с моей дочерью, и хочу помочь ей найти верный ответ и сделать правильные выводы из случившегося. Потом я подумал, а разве те девчонки и мальчишки, которых постигла та же участь, что и мою дочь, не нуждаются в таком же совете и добром напутствии?

Вот почему я решил написать для газеты. Тем более что все это лет 30 тому назад я сам пережил и перечувствовал, и хорошо знаю, чего это стоит. Не верьте мальчикам и девочкам, когда они «легкомысленно» и даже «весело» кривляются: не прошел – ну и что! Не больно и хотелось! Они ранены. Они растеряны и нуждаются в помощи. И в доброжелательном совете! Моей дочери одна «неудачница» весело сказала: «Буркова тоже не приняли». Правильно, так и было.

Все мое несчастье в том, что я живу как ночная бабочка, которой суждено жить в дождливую ночь.

На закате жизни человек вспоминает детство и поступки. Их, поступков, набирается за всю жизнь мало. Если жизнь человека состоит из одних «поступков», то мы имеем дело с профессиональным революционером или с вымогателем-профессионалом. Но у политиков нет поступков.

Если ты активен общественно и много философствуешь на виду у людей, и при этом служишь на сцене (в профессии нашей нельзя служить), и при этом видны белые нитки твоего «мастерства» – не торопись называть себя деятелем. Ты демагог. И конечная цель твоя: персональная пенсия союзного значения и Новодевичье.

Странная сейчас ситуация в искусстве. Деньги, звания, ордена и Новодевичье все в тех же руках, что и прежде. Клянчить и вымогать, как раньше на виду у всех, уже опасно. Все это теперь дают за то, что смело ругаешь тех, у кого это в руках.

С ума сойти!

От талантливых людей требовали (да и теперь требуют!), чтобы они свои открытия оформляли таким образом, каким оформляли неталантливые свои неоткрытия, бред собачий, выдаваемый за откровения. Это была не дурь, это попытка замаскировать свою некомпетентность, надо было поддерживать в народе веру во власть большевиков, в их «классовую» прозорливость. Т.е. в то, чего нет в природе, что придумало людьми ограниченными и поддерживается ими, чтобы находиться у власти.

Герой нашего времени. «Мы его ждем! Давайте нам его!»

А сами просто панически боятся его, героя нашего времени. Больше того, герои нашего времени в основном сидят в тюрьме или преследуются. Герой, ведь он горячий.

Если так дело пойдет дальше, то в герои нашего времени скоро будут назначать. Впрочем, так и делали.

И еще. На сцене появился несчастный начальник, у которого болит сердце за народ. Я чуть не расплакался. Жалко его. Ничего у него не осталось, кроме любимого народа. А из любви к своему народу он столько людей погубил! Его давно расстрелять надо, а нас за него страдать заставляют.

Раньше я думал, что люди из управления культуры или из горкома партии лично от меня хотят, чтоб я определенней играл: отрицательного – отрицательно, положительного – положительно. Конечно, я догадался, под старость меня осенило: ни от меня, ни от кого-либо эти люди ничего не хотят. И никогда не хотели другого. Они просто делали и делают вид, что будто чего-то хотят от меня и от других. На самом деле больше всего их волнует одно: как доказать всем, что они в искусстве необходимы. И вот мучают нас, душу вынимают. Главное – играть сцену всем вместе, перенося центр внимания (довести это умение до виртуозности!) с одного на другого.

Актер и роль – охотник и добыча. Когда я работаю, я занят делом и не обращаю на роль никакого внимания. Ей самой станет любопытно узнать, что же я это делаю? Или стыдно будет, что за нее работают. Искусство и эстетика – полицейские и воры. Эстетика ловит искусство и сажает в эстетическую клетку, т.е. объясняет. Традиция – это верность историческому опыту нации.

Я знаю, что работа над ролью тяжелая. Она начинается задолго до встречи с ролью. Разделать текст роли, даже виртуозно, – это работа не актерская. А какая? Работа ремесленника? Не знаю. Но работа не актерская, не штучная, не единственная. Меня вот что удивляет: неактерская работа требует от человека больше сил, чем актерская. Это я знаю точно! И они, ремесленники, нервней и изношенней, и несчастней, чем настоящие актеры. И дело тут не в трагическом неумении, а в нежелании впустить в себя живую жизнь.

Почему?

Оберегается идеал собственной жизни, не совпадающий с идеалами многих, очень разных людей. Собственная жизнь не рассматривается как часть жизни общей, народной. Человек как бы прямо идет к цели, к жизни исключительной, к жизни известного человека, как случается с актерами знаменитыми, талантливыми. Но как раз известность-то и приходит, если ты живешь жизнью общей с народом. Лишь глупый человек думает, что звание актера автоматически дает право на избранность. И начинается мучительная борьба, чтобы удержаться на плаву. Но позиция не меняется. И кончается все трагически, жизнь прожита. Законы искусства очень просты. Художник должен бьть с народом. Но художник не должен брать на себя роль подсадной утки. Если ты с народом, то живи его мыслями и чувствами. Пишешь о школе – будь на стороне школьников. Алкоголиков не осуждай, пойми уголовников, не украшай и не наполняй героическим смыслом войну, она бессмысленна и преступна с обеих сторон, и т.д. Зрительная реакция на «Калину красную» многому научила меня, заставила заново и просто посмотреть на искусство.