Р.Б. ГУЛЬ - Ледяной поход (с Корниловым)

Крик, шум увеличивался…

Из вагона выскочил возмущенный полковник С., кричал и приказал разойтись.

Все расходились.

Подп. К-ой шел, тихо ругаясь матерно и бормоча: "Все равно, не я буду, заколю…" Я припомнил, как его, плача, провожала и крестила женщина с добрым, хорошим лицом.

Солдаты расходились кучками. В одной из них шла женщина-доброволец… Они, очевидно, были в хорошем настроении, толкали друг друга и смеялись.

"Ну, а по-твоему, Дуська, что с ней сделать?" - спрашивал курносый солдат женщину-добровольца.

"Что? - завести ее в вагон да и… всем, в затылок, до смерти" ,-лихо отвечала "Дуська" [31]. Солдаты захохотали.

В то время, благодаря агитации, с одной стороны, и внезапному страху приближения большевиков - с другой, поднялись казаки ближайших к Ростову станиц. Поднялись главным образом старики. Кто в чем, бородатые, на разномастных конях, с разнообразным оружием, казаки напоминали войска Ермака, Разина, Булавина.

Как-то раз на станцию возвращается разъезд таких казаков. Они едут, галдят…

Впереди, на великолепном рыжем англичанине, в кавалерийском седле, с мундштуками,- старый казак.

"Откуда конь-то такой, станичник?" - "Большевистский, захватили", - отвечает казак, легко спрыгнул с коня и подвел привязать к изгороди.

Казаки спешились. Обступили коня. Наперебой, громко крича, рассказывают, как они захватили разъезд, и восторгаются добычей…

Нервный конь перебирает мускулистыми, крепкими ногами и бочится. Другой казак подвел захваченную кобылу. Кобыла - хуже. Всем нравится рыжий англичанин. Казаки спорят о нем и нападают на старика.

"На что он тебе?!" - "Отдай молодому!" - "Все равно продашь" ,- кричат казаки. Старик отнекивается: - "Да я же его взял!" - "Ты взял, а я где был?!" - кричит, вскидывая головой и размахивая руками, молодой казак-претендент.

Во время спора я заметил среди них высокого, черноусого, с бледным лицом солдата, в серой, хорошей шинели. Он стоял немного поодаль, не вмешиваясь в разговор.

"Это ваш казак?" - спросил я старика.

"Нет, их - захватили" ,- нехотя отмахнулся он, ему было не до разговоров - казаки отбивали коня в пользу молодого.

Пленного никто не замечал, все были увлечены спором о коне, о нем забыли.

Солдат не выдержал, дернул крайнего казака за рукав и тихо спросил: "Ну, куда же мне-то?" Тот недовольно обернулся:

"Постой… ребята, кто-нибудь отведите-ка пленного к начальнику, Ведерников, отведи ты" ,- приказал казак, и опять все загалдели вокруг коня.

Ведерников нехотя вышел из толпы. Солдат, на ходу поправляя пояс, двинулся за ним.

Я стоял - смотрел на галдеж казаков, но вдруг сзади услыхал разговор проходивших солдат: "Видал? Поймали одного, сейчас расстреливать" , - и пошел вместе с ними к путям. Навстречу мне солдаты Корниловского полка с винтовками в руках вели этого самого черноусого солдата. Лицо у него было еще бледнее, глаза опущены.

Со всех сторон из вагонов выпрыгивали и бежали люди: смотреть.

Черноусого солдата вели к полю. Перешли последний путь… Я влез в вагон. Выстрел - один, другой, третий…

Когда я вышел, толпа расходилась, а на месте осталось что-то бело-красное. От толпы отделился, подошел ко мне молоденький прапорщик.

- Расстреляли. Ох, неприятная шутка… Все твердит: "За что же, братцы, за что же?" - а ему: ну, ну, раздевайся, снимай сапоги… Сел он сапоги снимать. Снял один сапог: "Братцы,- говорит,- у меня мать-старуха, пожалейте!" А тот курносый солдат-то наш: "Эх, да у него и сапоги-то дырявые…" - и раз его, прямо в шею, кровь так и брызнула.

Пошел снег. Стал засыпать пути, вагоны и расстрелянное тело…

Мы сидели в вагоне. Пили чай.

На другой день от офицеров отряда я и шт.-кап. князь Чичуа выехали в Ростов к ген. Корнилову просить его не разлучать нас с нашим начальником полк. С. [32]

Было около 9-ти часов утра, когда пришли в переднюю штаба и вызвали адъютанта Корнилова, подпор. Долинского. Он провел нас в приемную, соседнюю с кабинетом генерала.

В приемной, как статуя, стоял текинец [33]. Мы были не первые. Прошло несколько минут, дверь кабинета отворилась: вышел какой-то военный, за ним Корнилов, любезно провожая его.

Л. Г. [34]был одет в штатский потертый костюм, черный в полоску, брюки заправлены в простые солдатские сапоги, костюм сидел мешковато.

Он поздоровался со всеми. "Вы ко мне, господа?" - спросил нас. "Так точно. Ваше Высокопревосходительство".- "Хорошо, подождите немного",- и ушел.

Дверь кабинета снова отворилась: Корнилов прощался с штатским господином. "Пожалуйста, господа". Мы вошли в кабинет - маленькую комнату с письменным столом и двумя креслами около него. "Ну, в чем ваше дело? Рассказывайте",- сказал генерал и посмотрел на нас. (Лицо у него - бледное, усталое. Волосы короткие, с сильной проседью. Оживлялось лицо маленькими, черными как угли глазами.

"Позвольте, Ваше Высокопревосходительство, быть с вами абсолютно искренним".- "Только так, только так и признаю" ,- быстро перебивает Корнилов.

Мы излагаем нашу просьбу. Корнилов, слушая, чертит карандашом по бумаге, изредка взглядывая на нас черными проницательными глазами. Рука у него маленькая, бледная, сморщенная, на мизинце - массивное, дорогое кольцо с вензелем.

Мы кончили. "Полковника С. я знаю, знаю с очень хорошей стороны. То, что у вас такие отношения с ним,- меня радует, потому что только при искренних отношениях и можно работать по-настоящему. Так должно быть всегда у начальников и подчиненных. Просьбу вашу я исполню". Маленькая пауза. Мы поблагодарили и хотим просить разрешения встать, но Корнилов нас перебивает: "Нет, нет, сидите, я хочу поговорить с вами… Ну, как у вас там, на фронте?" И генерал расспрашивает о последних боях, о довольствии, о настроении, о помещении, о каждой мелочи. Чувствуется, что он этим живет, что это для него "всё".

В моем рассказе промелькнуло: "Я видел убитых на платформах" . Корнилов встрепенулся, вспыхнул, блеснувшие глаза остановились на мне: "Как на платформах! в такую погоду! Почему?! разве нет вагонов?!" Ответить на вопросы я не могу. Корнилов взволновался, быстро пишет что-то на клочке бумаги. [35]Разговор продолжался. В конце его Корнилов спросил, где мы служили на фронте, и, когда узнал, что в его армии, задержал нас, расспрашивая, а были там-то? а были в таком-то деле?

Генерал прощался. "Кланяйтесь полк. С." ,- говорил он нам вслед. Выходя из кабинета, мы столкнулись с молодым военным с совершенно белой головой. "Кто это?" - спрашиваю я адъютанта. Он улыбается: "разве не знаете? Это - Белый дьявол, сотник Греков. Генерал узнал, что он усердствует в арестах и расстрелах, и вызвал, кажется, на разнос" .