Владимир Николаевич Орлов - Гамаюн. Жизнь Александра Блока.

Даже в общем благосклонная к символистам печать впала в недоумение: постановка интересная, играют хорошо, но что играют – уму непостижимо. Респектабельная «Речь» сокрушалась: как это «изящный лирик» вдохновился «обыкновенным русским Петрушкой».

А в реакционных и бульварных газетах глумились открыто и злобно, изощрялись в площадном «остроумии»: Блок – «юродивый», а пьеса его – «бедламчик», «жалкая белиберда», «бред куриной души, напоминающий званый вечер в больнице Николая Чудотворца». Общий вывод был таков: «Пытаться отыскать смысл в этой балаганной клоунаде – ниже достоинства здравомыслящего человека».

Поток сатирических фельетонов, пародий и карикатур, вызванный «Балаганчиком», долго не иссякал. С этого времени в общей прессе и в обывательском кругу за Блоком прочно закрепилась, наряду со снисходительным прозвищем «Певец Прекрасной Дамы», отдававшая общественным скандалом уничижительная кличка «Автор Балаганчика».

Участники спектакля решили отпраздновать премьеру в дружеском кругу. По инициативе неистощимого на выдумки актера Бориса Пронина, будущего «директора-распорядителя» знаменитой «Бродячей собаки» и не менее известного «Привала комедиантов», придумали устроить вечеринку, на которой дамы должны были появиться в самодельных маскарадных костюмах, надетых поверх вечерних туалетов. Платья, плащи, короны и вся прочая бутафория были изготовлены из гофрированной бумаги – цветной, золотой, серебряной. Мужчинам было дозволено явиться в обычной одежде, но обязательно в черных полумасках, которые раздавались при входе.

Красивая и болезненная Вера Викторовна Иванова, талантливая актриса, вскоре сошедшая со сцены, предоставила свою просторную и хорошо убранную квартиру с большими розовыми диванами, пылающим камином и разостланной перед ним шкурой белого медведя. Это было неподалеку от театра, на Торговой улице.

Были разосланы приглашения: «Бумажные дамы на аэростате выдумки прилетели с луны. Не угодно ли Вам посетить их бал?..»

Вечеринка так и осталась в памяти участников под названием «бумажного бала».

В числе приглашенных кроме Мейерхольдов, актрис, актеров и художников были молодые писатели – конечно, Блок (с Любовью Дмитриевной), Михаил Кузмин, его племянник – начинающий прозаик Сергей Ауслендер, смазливый юноша, пользующийся успехом у женщин, Георгий Чулков, Сергей Городецкий и ничуть не склонный к развлечениям, погруженный в философские интересы корректнейший Константин Сюннерберг (он же Эрберг).

Собрались после спектакля 30 декабря и веселились до утра.

В уже цитированной повести Кузмина «Картонный домик» упомянут и «бумажный бал»:

Женщины, встретившие громким смехом и рукоплесканиями чувствительную и нелепую песенку, были по уговору в разноцветных однофасонных костюмах из тонкой бумаги, перевязанных тоненькими же цветными ленточками, в полумасках, незнакомые, новые и молодые в свете цветных фонариков. Танцевали, кружились, садились на пол, пели, пили красневшее в длинных стаканах вино, как-то нежно и бесшумно веселясь в полутемной комнате; в темных углах сидели пары, вежливо и любовно говоря…»

Впечатления этой ночи, отданной «легкому веселью», отразились в стихах «Снежной маски». На Волоховой было длинное, со шлейфом светло-лиловое платье, голову ее украшала высокая диадема… «Трехвенечная тиара вкруг чела…» Ее платье и туфли были украшены пряжками, изображающими змеек. Поэт и дама обменивались шутливо-колкими репликами…

Когда в начале вечера дамы наводили на себя красоту, развеселившийся Блок попросил, чтобы его тоже подцветили. Наталья Николаевна, дурачась, исполнила его просьбу.

Волохова попросила поэта написать для нее стихи, которые она могла бы читать с эстрады.

На Новый год она получила коробку с великолепными красными розами и парадным почерком переписанное стихотворение. Оно задало тон всему обращенному к ней лирическому потоку 1907 года:

Стихи и восхитили и смутили Н.Н.В. Она так и не решилась ни разу прочитать их с эстрады, несмотря на настояния Блока.

Пошли едва ли не ежедневные встречи.

Стояла необыкновенно снежная мягкая погода, медленно падали большие, легкие хлопья.

После спектаклей подолгу бродили по улицам или на. «удалом лихаче» уносились далеко, в пустынную снежную ночь. Блок знакомил ее со своим городом. Между прочим, показал мост, на котором явилась Незнакомка, завел в кабачок с плывущими на обоях голубыми кораблями.

«Среброснежные ночи», певучие вьюги, темные дали, электрический свет, разрывающий тьму, «блистательный бег саней», призывные рога метели, летящие звезды, застывший серп луны, череда чудесных «снов, обманов и видений», слепая и темная страсть, слитное чувство необъятного вдохновения и неизбежной обреченности, восторг неотвратимой гибели – все это экстатическое и вместе трагическое слилось в некое нерасторжимое художественное единство в «Снежной маске», которую Блок, подчеркивая ее внутреннюю цельность, назвал в рукописи «лирической поэмой».