Альберт Рис Вильямс - Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны. 1917-1918

Позже мы пошли в кафе «Эмпи», которое было «национализировано» сейчас и переименовано в кафе «Интернациональное», и Шатов продолжал свою речь. Франция непрерывным потоком льет деньги в руки этих белых негодяев, и англичане вскоре последуют их примеру. Добрый старина Билл. Для анархиста, а он остался таковым даже годы спустя (когда мой друг нашел его, он тогда заведовал банком в Ростове), он был весьма практичным парнем и всегда преданным большевикам. Когда на следующий день я спросил об этом Петерса, то, как напоминает мне мой дневник, казалось, что Шатов был прав.

«Петере сегодня не видит большой опасности ниоткуда, но полагает, что опасность исходит от недостатка хлеба. Он обвиняет Министерство продовольствия за сокращение рациона до четверти фунта в день и говорит, что за два дня до этого хлеба, казалось, достаточно, чтобы можно было не делать такого сокращения».

Фактически, было еще столько вопросов, о которых следовало беспокоиться, что растущая вера в интернационализм оказалась весьма кстати. По мере того как переговоры в Брест-Литовске заходили в тупик, потребность верить в интернационализм росла. Это была унизительная ситуация, несмотря на маску смелости, которую надели на себя переговорщики. Если они не собирались соглашаться на «бандитский мир», как его назвал Ленин, то Советы должны получить помощь. Интернационализм больше не был такой благоприятной, желанной идеей или идеалом; он был настоятельной необходимостью.

Но то, что было необходимым, нельзя было получить по приказу. Ленин, настроенный скептически, желал дать этому шанс. Он ждал, хотя и не слишком надеясь, пока Троцкий, высокомерно и самоуверенно державшийся перед германскими генералами, пользовался блестящими инвективами и мастерской, искусной логикой, чтобы бросить вызов интернационалистам всех народов, в надежде привести в движение массы немецкого народа. Как позднее писал Ленин: «Мы послали призыв, боевой клич интернациональной революции рабочего класса». Однако пролетариат других стран не внял этому призыву.

Самое грандиозное собрание по вопросу интернационализма состоялось в цирке «Модерн». Это было уникальное собрание – не по своему энтузиазму, но по энтузиазму, царившему вокруг него: братство, новый социальный порядок, объявление вне закона агрессивных войн, заявления о благополучии для всего человечества, наряду с чувством собственной значимости рабочих и солдат. Кое-кто возражал, что этот интернационализм хотя и распространялся у русских повсюду, но его проникновение в провинции – временное явление. Этого я отрицать не могу. Однако неплохо, что на короткий миг этих грубых солдат и фабричных рабочих – мужчин и женщин – захлестнули эмоции, которые главным образом должны были воодушевить все человечество в более или менее отдаленном будущем. Это были, если хотите, преждевременно повзрослевшие граждане мира. Из небольшой крестьянской общины, мира, они перескочили к представлению о сообществе, которое должно было охватить целый свет. Конечно, в ненависти, порожденной интервенцией, этот дух потеряет силу, ослабеет и уже никогда не обретет свежести того момента. И все же на какое-то время отсталые, израненные войной, голодные русские не только стали «авангардом революции», но сделались предтечей того, чем должно было стать, вероятно, все человечество.

Интерес к собранию в цирке «Модерн» подогрела уличная демонстрация, состоявшаяся 17 декабря и провозглашенная газетой «Правда» за день до ее проведения заголовком: «ЗАВТРА ДЕМОНСТРАЦИЯ!» Вот что было написано:

«Пусть стройные ряды рабочих и крестьян потекут широким потоком по улицам и площадям, и да разнесутся повсюду их призывы к труженикам всех стран подняться и развернуть красное знамя пролетарской революции в общей борьбе за мир и социализм.

Через солидарность и организацию пролетарских рядов мы покажем всем врагам Советской власти несокрушимую силу, объединенную волю всех трудящихся, готовых все, как один, грудью встать на защиту великого дела пролетарской революции.

Уже восходит заря мира и социализма!

Да здравствует демократический мир и социализм!»

Все эти события, демонстрация, собрание в цирке и позже официальное собрание в Смольном, отмеченные историком Карром, на самом деле являлись прелюдией к Третьему интернационалу, который так и не состоялся в 1918 году из-за Брест-Литовска и интервенции. Ораторами выступили: Карл Хогланд – Либкнехт Скандинавских стран, мэр Стокгольма Линдхаген, Эгед Ниссен, мэр Ставангера (Норвегия), товарищ Раковски из Румынии, Рид и я. Владеющая многими языками Александра Коллонтай переводила для всех нас. Хогланд и Ниссен отбыли срок в тюрьме, и их высоко ценила «Правда», теперь же стало известно, что и Рид был осужден, и энтузиазм репортера «Правды» зашел так далеко, что уже приговорил Рида к двенадцати годам заключения.

Пространная статья в «Правде» приводила несколько прямых цитат из каждого выступления ораторов, и я вовсе не уверен, что Рид слишком преувеличивал, как это было указано. После абзаца о его двенадцатилетнем заключении «за борьбу против американских империалистов и в поддержку русских большевиков» шел следующий параграф:

«Товарищ Рид в своей речи доложил, что Американская социалистическая партия выросла и окрепла за годы империалистической войны и что события в России подтолкнут дальнейшее развитие классовой борьбы в Америке, которая сейчас принимает особенно острую форму».

На самом деле было множество признаков, что на родине классовая борьба обостряется. Никогда в истории Соединенных Штатов не было столько многочисленных и яростных забастовок, как в 1913 -1917 годах. Однако Социалистическая партия на родине, как и в Европе, раскололась по вопросу о поддержке войны; одна группа стала «патриотами», другая боролась за интересы международного рабочего класса. Я очень сомневаюсь, чтобы Рид, которого очень раздражали неудачи на родине, мог бы в целом хвалить Американскую социалистическую партию.

Истрепанный экземпляр того, что сейчас стало реликвией коллекционера, небольшой журнал под названием «Год революции», изданный Юджином Дебсом, можно найти на полках Публичной библиотеки в Нью-Йорке. Там есть статья, которую я написал для этого издания (первый и последний выпуск), отмечающая первую годовщину образования Российской Советской республики. Поскольку часть статьи касается собрания в цирке «Модерн», и эти абзацы часто цитировали другие авторы, а также потому, что эта статья больше чем что-либо, что я написал после этого, передавала атмосферу «Духа интернационализма» – таково было ее название, то я без колебаний сейчас процитирую ее.