Юрий Емельянов - Сталин. Путь к власти

Следует учесть, что борьба на советском политическом Олимпе требовала немалых познаний в марксистской теории и хорошего владения текущей информацией по различным внутри– и внешнеполитическим вопросам. К тому же ориентиры во внутрипартийной борьбе постоянно менялись. Сначала Зиновьев, Каменев и Сталин клеймили Троцкого за измену ленинизму, а Троцкий обвинял в той же крамоле членов триумвирата, но вскоре Зиновьев, Каменев и Троцкий отреклись от своих обвинений в отношении друг друга. Сначала Бухарин обвинял Каменева и Зиновьева в отступничестве от ленинизма, а те видели в Бухарине опасного «уклониста» от ленинского курса, но потом эти бывшие оппоненты создали общий блок против Сталина.

В ходе внутрипартийной борьбы Сталин также не раз менял свою позицию. То он осуждал Троцкого за его нападки на Зиновьева и Каменева накануне октябрьского восстания, то говорил о справедливости ленинских обвинений Зиновьева и Каменева в «штрейкбрехерстве». То Сталин защищал Бухарина от обвинений Зиновьева и Каменева в «кулацком уклоне» и говорил, что не даст им «крови Бухарина», то сам обвинял Бухарина в поощрении кулачества и требовал его отставки с видных постов. То Сталин осуждал Преображенского за его призывы к ограблению деревни, то объявлял о необходимости обложить крестьянство «данью». Чтобы разобраться в этих спорах, надо было не только обладать большими обще культурны ми знаниями и быть хорошо информированным, но и понимать подлинную подоплеку позиций политических руководителей. А для этого надо было быть членом ЦК, как считал Д. Хаф, или входить в узкий круг наиболее влиятельных лиц в партийном руководстве, как полагал С. Коэн.

И все же были вопросы, которые одинаково остро стояли и для партийной элиты, и для рядовых членов партии. С самого ее начала история большевистской партии была отмечена непрекращавшейся внутрипартийной борьбой, чреватой расколом. Перспектива раскола партии, преодолевшей огромные трудности подпольной жизни, а после прихода к власти оказавшейся в окружении подавляющего беспартийного большинства страны, вызывала тревогу всех ее членов, а потому «раскольники» решительно осуждались ее большинством. «Раскольниками» считались меньшевики, отзовисты, ликвидаторы, ультиматисты, левые коммунисты, военная оппозиция, рабочая оппозиция, децисты, всевозможные «национальные уклонисты», авторы различных «писем» и «платформ», то есть все, кто на протяжении нескольких десятилетий выступал против «генеральной линии» партии.

С начала 1920-х годов таким возмутителем спокойствия был Троцкий, и неудивительно, что подавляющее большинство членов партии на разных уровнях выступило против него и его сторонников. Зиновьев и Каменев первыми выступили против Сталина, Бухарина и других членов политбюро и организовали «бунт» ленинградской организации против большинства делегатов съезда. Их объединение с Троцким, этим вечным бунтарем против Ленина, а затем против Сталина, отречение от решений, за которые они голосовали, отказ от своей же яростной критики Троцкого лишь укрепили впечатление о них как о раскольниках партии и беспринципных политиканах, стремящихся узурпировать власть, не считаясь с волей большинства.

Аналогичным образом Бухарин, Рыков и Томский выступили первыми против решений политбюро о чрезвычайных мерах, за которые они недавно голосовали. Создавалось впечатление, что они саботируют слаженную работу, направленную на решение государственных вопросов, втягивая партию в неконструктивную дискуссию. Переговоры же с Каменевым показали беспринципность Бухарина и его сторонников в его борьбе за личную власть. Нарушение оппонентами Сталина согласованных решений, противопоставление ими своих «платформ» «генеральной линии» партии, их союзы с бывшими политическими противниками препятствовали привлечению на их сторону колеблющихся членов политбюро и Центрального комитета, а затем и остальных членов партии.

В противовес своим противникам Сталин для подавляющей части руководства партии и рядовых ее членов олицетворял единство в партии. Такая позиция органично вытекала из всей его партийной деятельности. Он твердо стоял на позиции ленинского большинства с 1903 года. В 1909 году в Баку он забил тревогу в связи с угрозой раскола партии «на отдельные организации». Затем он постоянно поддерживал ленинское большинство, даже в тех случаях, когда явно не был согласен с восторжествовавшим мнением.

Чтобы обеспечить единство партии в ходе дискуссий 1920-х годов, Сталин не раз демонстрировал готовность к преодолению разногласий, поиску компромисса и способность забыть былые острые споры во имя общего дела. Дейчер писал, что «в то время многим людям казалось, что, по сравнению с другими большевистскими лидерами, Сталин не обладал наибольшей нетерпимостью. Он был менее злобен в своих атаках на противников, по сравнению с другими триумвирами. В его речах всегда звучали нотки добродушного и немного бодряческого оптимизма, что отвечало преобладавшим благодушным настроениям. В Политбюро, когда обсуждались важные политические вопросы, он никогда не навязывал коллегам свои взгляды. Он внимательно следил за ходом дискуссии, чтобы увидеть, куда ветер дует, и неизменно голосовал с большинством, если он только не добивался заранее того, чтобы большинство действовало так, как он считал нужным. Поэтому он всегда был приемлем для большинства. Для партийной аудитории он не казался человеком, имевшим личную корысть или затаившим личную обиду. Он казался преданным ленинцем, хранителем доктрины, который критиковал других исключительно во имя дела. Он производил такое впечатление даже в тех случаях, когда он говорил за закрытыми дверями Политбюро».

Проявляя активность в борьбе против Троцкого, Сталин в то же время возражал против жестких мер, которые могли бы спровоцировать ненужные волнения среди членов партии, и, вопреки позиции Зиновьева и Каменева, настаивал на том, чтобы оставить Троцкого в политбюро. С первых же дней возникновения «новой» оппозиции Сталин старался остановить развитие конфликта, предлагая компромисс до начала XIV съезда. В своем отчетном докладе на этом съезде он игнорировал возникшие разногласия и обращал внимание на то общее, что объединяло партию. Хотя Сталин был резок в своих оценках и обвинениях, на протяжении двух лет полемики с «новой», а затем «объединенной» оппозицией он не раз выступал за компромиссные решения, возражая против немедленного исключения Троцкого, Зиновьева, Каменева из партии.

Члены партии видели, что Сталин поступал со своими противниками примерно так же, как всегда поступали с «уклонистами» в прошлой истории партии. После сурового осуждения и признания ими своих ошибок лидеры оппозиции могли рассчитывать на то, что их оставят на прежних постах. На первых порах Сталин воздерживался от «отсечения» видных деятелей, и лишь затяжная борьба с Троцким, Зиновьевым и их сторонниками привела к изменению способов их наказания. Кроме того, было очевидно, что какие бы обвинения ни бросали ему в лицо, Сталин готов был закрыть на это глаза, если дискуссия носила келейный характер и «сор не был вынесен из избы». По этой причине он был готов простить Бухарину и «Чингисхана», и «интригана» и предложить ему компромисс.