Юрий Емельянов - Сталин. На вершине власти

Судоплатов полагал, что основанная на сфальсифицированной версии «кампания, раздувавшаяся вокруг сионистского заговора», стала явно выходить из-под контроля ее организаторов… «В конце февраля 1953 года я заметил в поведении Игнатьева нарастающую неуверенность. Интуиция подсказала мне, что вся антисемитская кампания вот-вот захлебнется и ее организаторы станут нежелательными свидетелями и будут подвергнуты аресту». В этом случае могло серьезно пошатнуться положение Маленкова, Хрущева и Берии, которые поощряли Игнатьева к раздуванию «дела врачей». Видимо, для того чтобы скрыть свою роль в этом деле, Хрущев после смерти Сталина постарался представить дело так, будто инициатором «заговора врачей» был Сталин, и именно он вынуждал Игнатьева допрашивать врачей.

Воспоминаниям Хрущева (ненадежность которых можно доказывать бесконечно) противоречат высказывания сестры-хозяйки В.В. Истоминой, которые приводила С. Аллилуева. По словам С. Аллилуевой, «дело врачей» происходило в последнюю зиму… жизни» Сталина. «Валентина Васильевна рассказывала мне позже, что отец был очень огорчен оборотом событий. Она слышала, как это обсуждалось за столом, во время обеда. Она подавала на стол, как всегда. Отец говорил, что не верит в их «нечестность», что этого не может быть… все присутствующие, как обычно в таких случаях, лишь молчали».

Вопреки версиям о том, что Сталин готовил широкомасштабные репрессии внутри страны, а для этого проводил реорганизацию МГБ, факты свидетельствуют о том, что с конца 1952 года до последних дней своей жизни Сталин уделял первостепенное внимание разведке министерства, а не ее карательным органам. 9 ноября 1952 года бюро президиума ЦК КПСС создало комиссию по реорганизации разведывательной и контрразведывательной служб МГБ СССР. В декабре 1952 года был подготовлен проект постановления ЦК КПСС «О Главном разведывательном управлении МГБ СССР».

Судя по воспоминаниям очевидцев, на одном из заседаний комиссии Сталин высказал немало замечаний о работе разведки. Сталин подчеркивал: «В разведке иметь агентов с большим культурным кругозором – профессоров» Он призывал к гибкости в методах работы: «Полностью изжить трафарет из разведки. Все время менять тактику, методы. Все время приспосабливаться к мировой обстановке. Использовать мировую обстановку. Вести атаку маневренную, разумную. Использовать то, что Бог нам представляет… В разведке никогда не строить работу таким образом, чтобы направлять атаку в лоб. Разведка должна действовать в обход. Иначе будут провалы, и тяжелые провалы». Он требовал от разведчиков самокритичности: «Самое главное, чтобы в разведке научились признавать свои ошибки… Исправлять разведку надо прежде всего с изжития лобовой атаки». Подчеркивал важность учета реальных возможностей каждого разведчика: «Агенту нельзя давать такие поручения, к которым он не подготовлен, которые его дезорганизуют морально». Все эти замечания свидетельствуют о трезвом реализме Сталина и никак не подтверждают мнения о том, что под конец жизни он был психически больным или даже невменяемым человеком. Логично предположить, что он требовал бы такого же трезвого реализма, гибкости в методах, высокого профессионализма и самокритичности и от работников контрразведки, а не сочинения вымышленных заговоров, рожденных шпиономанией.

Помимо общих методических замечаний, Сталин обращал внимание разведки на главные задачи в период «холодной войны» и специфические методы работы в эти годы: «Главный наш враг – Америка. Но основной удар надо делать не собственно на Америку. Нелегальные резидентуры надо создать прежде всего в приграничных государствах. Первая база, где нужно иметь своих людей, – Западная Германия». Он напоминал: «Никогда не вербовать иностранца таким образом, чтобы были ущемлены его патриотические чувства. Не надо вербовать иностранца против своего отечества. Если агент будет завербован с ущемлением патриотических чувств, – это будет ненадежный агент».

Хотя Судоплатов не был приглашен на это совещание в Кремле, он приводил высказывания Сталина из выступления Маленкова на совещании в МГБ. По словам Маленкова, Сталин подчеркнул: «Работа против нашего главного противника невозможна без создания мощного агентурно-диверсионного аппарата за рубежом». Создание «мощной разведывательной агентурной сети за рубежом» предлагалось осуществить, опираясь на активные контрразведывательные операции внутри страны.

Позже, в конце февраля 1953 года, Судоплатов был вызван на ближнюю дачу, где Сталин лично изложил ему этот план. Судя по рассказу Судоплатова, Сталин не изменил манеры ведения деловых совещаний. Он все так же поощрял острые споры, так же быстро выносил решения и так же сохранил способность суммировать свои выводы в четких, лаконичных формулировках. Однако Судоплатову бросилось в глаза плохое физическое состояние Сталина: «То, что я увидел, меня поразило. Я увидел уставшего старика. Сталин очень изменился. Его волосы сильно поредели, и хотя он всегда говорил медленно, теперь он явно произносил слова как бы через силу, а паузы между словами стали длиннее».

Совершенно очевидно, что война потребовала от Сталина такого напряжения, что это не могло не привести к резкому ухудшению его здоровья. Об этом свидетельствуют зарисовки мемуаристов, начиная с Чадаева, запечатлевшие облик Сталина 22 июня 1941 года, включая Бережкова, Гарримана, Джиласа, Монтгомери и других, кончая воспоминаниями Судоплатова, описавшего Сталина в конце февраля 1953 года.

Так как здоровье Сталина было запретной темой, то источником для версий о его болезнях служили лишь различные слухи. Судоплатов ссылался на слухи о «двух инсультах». Утверждалось, что Сталин «один перенес после Ялтинской конференции, а другой – накануне семидесятилетия». Есть сведения о тяжелых заболеваниях, перенесенных Сталиным в 1946 и в 1948 годах. В послевоенные годы Сталин постоянно страдал от повышенного давления и по совету врачей даже избавился от своей вечной привычки курить. Однако внезапные приступы головокружения не прекращались. По свидетельству А. Рыбина, однажды он «чуть не упал от головокружения. Туков успел поддержать. Порой с трудом поднимался по лестнице в свой кремлевский кабинет. И как-то невольно пожаловался Орлову: «Чертова старость дает о себе знать».

Хотя во время пышного празднования 70-летия Сталина в бесчисленном потоке приветствий в его адрес постоянно выражалась уверенность в том, что он будет долго руководить страной, сам Сталин все чаще говорил, что он скоро сойдет с политической сцены. Он говорил об этом на Ялтинской конференции. Во время встречи с Тито и другими югославскими руководителями в мае 1946 года Сталин повторял: «Я долго не проживу… Физиологические законы не отменишь». Молотов говорил Чуеву, что «после войны Сталин собирался уходить на пенсию», так как «был переутомлен». Он говорил, что это стало сказываться на его работоспособности. Многие документы оставались подолгу не подписанными. «Он был Председателем Совета Министров, а на заседаниях Совета Министров председательствовал не он, а Вознесенский. После Вознесенского Маленков».