Мерилин Мэнсон - Долгий, трудный путь из ада

КРУГ ПЕРВЫЙ - ЛИМБ

Адом для меня в то время был подвал моего деда. В нем воняло как в общественном сортире и было невыносимо грязно. Сырой цементный пол был устлан пустыми пивными банками и прочим дерьмом и не подметался, наверное, с тех пор, когда мой отец был еще ребенком. Соединенный с внешним миром одной лишь деревянной лестницей, приделанной к шершавой каменной стене, этот подвал был запретным местом для всех, кроме деда. Это был его мир. Болтающаяся на стене выцвевшая красная сумка для клизм ясно говорила о том, что Джек Энджюс Уорнер абсолютно не волновался о своем суверенитете, который мог быть нарушен его внуками и прочими посторонними людьми. У правой стены подвала пристроился обшарпанный белый медицинский шкафчик, напичканный какими-то коробками, набитыми всяким барахлом, презервативами. высохшими до такой степени, что их можно было порвать, взяв в руки, резиновыми перчатками, ржавыми банками от дезодорантов, а довершал эту нелепую коллекцию игрушечный Монах Тук, чья голова почему-то была загнана кем-то внутрь туловища. За лестницей ютилась небольшая полочка, уставленная банками с краской, в которых, как я позднее обнаружил, хранилось порядка двенадцати шестнадцатимиллиметровых пленок с порнофильмами. Одну из стен вершало маленькое окно с настолько грязным стеклом, что глядя сквозь него, можно было смело почувствовать себя грешником, взирающим на мир из темноты ада. Но что больше всего интриговало меня в этом подвале, так это рабочий стол. Он был старый и небрежно сколоченный, будто его сделали столетия назад. Покрывал стол кусок темно-оранжевой ворсистой материи, до безобразия засаленной сотней различных грязных инструментов, побывавших на нем за долгие годы его существования. Единственный ящик был неуклюже приделан к этому нелепому сооружению и был всегда заперт. Над столом красовалось большое грязное зеркало в деревянной раме. Обычно такие зеркала вешают на двери, но это было старательно прикреплено к потолочному перекрытию… для чего, я мог только догадываться. Все это произошло, когда мой двоюродный братец Чад и я начали наши ежедневные дерзкие вылазки в тайную жизнь деда. Я был поджарым тринадцатилетним веснушчатым шкетом с жутким подобием стрижки на голове, он был поджарым двенадцатилетним веснушчатым шкетом с кривыми зубами. Мы не мечтали ни о чем ином, кроме как о карьере детективов, шпионов или частных сыщиков. Мы старались как можно сильнее развить в себе мастерство разоблачать различные несправедливости и разгадывать загадки. Во-первых, все, что мы хотели сделать тогда - это пробраться вниз и следить за дедом без его ведома. Но когда мы начали врубаться, что спрятано в подвале, наши мотивы несколько изменились. Набеги на святую святых Уорнера-старшего стали чем-то большим, нежели попытки просто последить за ним. Почти каждый день мы совершали все новые и дикие открытия. Я не был дылдой, но если аккуратно становился ногами на дедовский стул, мог дотянуться до щели между зеркалом и перекрытием. Там-то я и нашел пачку чудовищных черно-белых фоток. Они были не из журналов: пронумерованные карточки выглядели как открытки из почтового каталога. Это были снимки начала семидесятых, на которых женщины развлекались с половыми органами лошадей и свиней, похожими на мягкие кожаные штопоры. Конечно, я имел честь видеть Плейбой или Пентхаус и раньше, но данные фотографии были чем-то совсем иным. Они были какими-то нереальными -все женщины улыбались солнечными и невинными улыбками детей-цветов, трахаясь с животными и облизывая их чудовищные "приборы". Там же мы обнаружили и не менее интересные журналы Водный Спорт и Черная Красавица. Боясь украсть целый журнал, я взял лезвие и аккуратно вырезал некоторые страницы. Мы отнесли их в сад и спрятали под большими белыми камнями, лежащими около дороги. Годы спустя, когда мы вернулись за ними, они так и лежали в нашем тайнике, намокшие, грязные и покрытые дождевыми червями и плесенью… Однажды ранним вечером мы с Чадом, сидя в столовой после очередного безмазового дня в школе, решили, что пора ознакомиться с содержимым дедовского ящика. Наша бабка Беатриса пыталась насильно запихнуть в наши желудки свой коронный мясной рулет и желе. Она была родом из дико богатой семьи, наша дорогая бабуля, но при этом носила вечно сползающие чулки и парик, который явно не хотел ровно сидеть на ее голове. Над столом в ее комнате висел пожелтевший портрет Папы Римского в медной раме. Импозантное фамильное древо, наглядно показывающее, что Уорнеры пришли в Америку из Польши и Германии, где они звались Уонамакерами, висело на стене рядом. Вершало все это большое полое деревянное распятие с золотым Иисусом. Под кухонным столом наводилось вентиляционное отверстие, ведущее к столу в подвале. Сквозь него мы могли слышать, как дед сухо кашляет внизу. Когда я был еще совсем мелким, он был госпитализирован с раком горла, сколько я себя помню, я так никогда и не слышал его настоящего голоса, один лишь сипящий хрип. Мы подождали, пока он выберется из подвала, уничтожили мясной рулет, вылили желе в вентиляционный люк и рванули к лестнице. Мы услышали лишь, как бабушка прокричала нам вслед: "Чад, Брайен! Не забудте помыть тарелки!" Мы были рады, что все, что она сделала, так это только закричала. Обычно, если нас заставали таскающими еду со стола, болтающими или кривляющимеся, пятнадцать минут, а то и час на коленях нам было обеспечено. К тому же под колени подкладывалась швабра, так что покинуть место экзекуции без синяков и ссадин было практически невозможно. Мы с Чадом работали быстро и тихо. Подняв с пола ржавую отвертку, мы начали аккуратно выдвигать ящик до такой степени, чтобы в него можно было хотя бы заглянуть. Первое, что мы увидели, был целлофан. Тонны целлофана, в который было что-то завернуто. Мы не могли даже догадаться, что там могло быть. Чад просунул отвертку глубже…Там были волосы и кружева. Он сунул отвертку еще глубже и, ящик выдвинулся окончательно. В ящике мы обнаружили накладные груди, лифчики, нижнее белье и кучу спутанных женских париков. Мы начали разворачивать целлофан, но как только содержимое открылось нашим глазам, сверток с глухим стуком упал на пол.