Ирина Цывина - Евгений Евстигнеев – народный артист

За год до поступления в училище Женя хотел пойти в студию при драматическом театре, которой руководил Левкоев, но передумал. Кажется, он решил отложить всё на год из-за материальных условий. А помогал готовиться Жене к экзаменам начальник лаборатории Александр Павлович Гурьев.

Летом Женя ездил работать вожатым в заводской пионерский лагерь, где тоже устраивал концерты и сам в них участвовал. И потом если приезжал в Горький летом, обязательно бывал в том пионерском лагере. Там же, в пионерском лагере или в заводском пансионате, мы с ним и встречались.

В последний раз мы виделись с Евгением Александровичем на открытии музея завода. Он был такой же, как и прежде, только покруглее стал, посолиднее, а здесь, в Горьком, он был совсем худеньким. Правда, все мы в те годы были худенькими, толстеть было не с чего… Но держал себя очень просто, хотя стал уже знаменит, имел звание народного артиста СССР. Мы вспоминали лабораторию, шутили,

Примерно через неделю после начала учебного года во время занятий по актерскому мастерству, которые вела Елена Григорьевна Агапова, неожиданно распахнулась дверь и вошел директор театрального училища Виталий Александрович Лебский.

– Позвольте пред – ставить вам еще одного молодого актера.

Из-за его спины появился невысокий худой парень, с ранними залысинами, в брюках – дудочках и поношенном пиджаке.

Большого впечатления «новый актер», признаться, сразу не произвел. Среди наших студентов были ребята видные, что называется, «фактурные», а Женя Евстигнеев – это был именно он – невзрачный и тщедушный. Но уже через несколько дней в училище он стал своим благодаря свойственным ему обаянию, юмору и музыкальности.

Училище тогда существовало всего второй год. Преподаватели, очень разные, по душевному настрою были настоящими единомышленниками. Они отдавали ученикам всё, что у них было, абсолютно всё. Что могли, несли из дома.

В училище царила удивительная студийная атмосфера. Может быть, причиной тому было наше восторженное отношение к жизни. Совсем недавно закончилась война, отменили карточки, и мы верили, что все будет прекрасно, и радовались учебе и работе. Костюмы мы шили сами, декорации делали тоже сами, и училище для нас было родным домом. Тогда оно находилось на углу улиц Воробьева и Краснофлотской. С утра до вечера мы были там вместе, и теперь, когда встречаемся на традиционных сборах, по-прежнему чувствуем себя родными, близкими людьми. И в основном это заслуга Виталия Александровича Лебского и Елены Григорьевны Агаповой.

Мы возвращались по домам лишь для того, чтобы перетерпеть кое-как ночь, и снова бежали в училище, чтобы жить, любить, работать, всё – там. Кроме того, со второго курса мы были уже в театре. Хотя это называлось «проходить практику», Николай Александрович Левкоев, который был и нашим педагогом, и режиссером драматического театра, старался нам платить, пусть понемногу, пусть по рублю, за то, что мы выходили в массовках – ведь это были нищие, голодные годы (особенно тяжелым был 1950 год). Но педагоги были замечательные. До сих пор вспоминается Георгий Апполинарьевич Яворовский, преподаватель зарубежной литературы. Человек исключительных знаний, очень строгий, так что заслужить его похвалу считалось делом чести, отличавшийся огромной эрудицией и редкостными для тех времен изысканными манерами, при том альпинист, спортсмен, танцор, он очень повлиял на всех нас, и на Естигнеева в том числе. Но мы любили все предметы. Не только литературу и театральные дисциплины, но и «основы марксизма»: преподавал их Юлий Иосифович Волчек – искусствовед, театральный критик и замечательный человек. Как можно было при таком педагоге не любить этот предмет? Мы рвались на него! Даже Женя, который подобными вещами не очень интересовался.

Все годы, пока мы учились, Женя был заводилой всяческих историй – и добродушных, и не очень, но неизменно веселых.

Был у нас такой преподаватель истории изобразительного искусства – Виктор Эрминенгельдович Мичурин, старый интеллигент, безумно любивший собак. Как-то перед зачетом мы бросились к Жене: «Выручай, мы ничего не знаем». Он отвечает: «Хорошо». Приходит Виктор Эрминенгельдович, и Евстигнеев на чистом глазу обращается к нему: «Вчера я видел собаку, какой в жизни не встречал… – и подробно описал ее окрас, лапы, хвост и так далее. – Вот я и думаю – что это за порода?» Виктор Эрминенгельдович страшно увлекся обсуждением и опомнился, только когда услышал звонок.

Выручал нас Женя и на экзаменах, особенно по истории театра. По его плану, тот, кто хорошо знал предмет, шел на экзамен первым и брал сразу два билета. Тем временем под входную дверь, пользуясь тем, что она находилась вне поля зрения экзаменатора, снаружи подсовывали длинную палку с расщепленным концом. К ней цеплялся захваченный второй билет и переправлялся в коридор. И пока «отличник» отвечал в классе по своему билету, по другому билету уже усиленно готовились за дверью. Следующий студент повторял тот же фортель, и так продолжалось до конца экзамена, а преподаватели удивлялись, как хорошо мы подготовлены.

Иногда приходится слышать разговоры о том, что Евстигнеев учился слабовато, имел множество «хвостов» и еле переползал с курса на курс. Однако в действительности в основном он учился хорошо и получал повышенную стипендию. Конечно, как и у всех студентов, случалось всякое…

Женя терпеть не мог французский язык – его вела у нас Вероника Мартиновна Парсенюк (такие уж подобрались у тех, кто работал в училище, имена и отчества, что даже завхоз у нас был Сократ, и это было не прозвище). И как-то перед зачетом говорит: «Ну всё, братцы, погибаю, – а потом: – Только не смейтесь». И притворился, будто у него болят зубы. Он сыграл такой шикарный этюд, что у нас у самих зубы заболели, но тройку Вероника Мартиновна ему поставила.

Женя вообще прекрасно делал этюды. Когда он работал вместе со своим другом Борей Гусевым, впоследствии актером «Современника», то все умолкали и смотрели на них. Зерно этюда, самый его смысл они схватывали на лету. И если Евстигнеев хвалил чей-то этюд – это считалось выше, чем отметка. Он пришел в училище уже актером, но этаким рабочим парнем – немного расхлябанным. А ушел интеллигентом. Во многом этим он обязан нашим педагогам.

Они не учили нас быть благородными, добрыми, щедрыми – они сами были такими и служили нам примером. И впоследствии, когда Женя приезжал из Москвы к матери, он никогда не забывал навестить Елену Григорьевну Агапову и Виталия Александровича Лебского.

Позже, в Москве, он изменился. А здесь, в Горьком, он был абсолютно открыт. И попадало ему здорово. И, как и все мы, он день и ночь торчал в училище. И много читал – и в Е. А. Евстигнеев, О. И. Треймут, М. Н. Зимин. 1976 г. училище, и позже, в театре, в особенности если это нужно было для роли.