Юрий Емельянов - Троцкий. Мифы и личность

В дальнейшем, пока лидеры оппозиции проводили время в пирушках и пропадали на охоте, занимались лечением на курортах или писали дилетантские статьи по вопросам искусства, Сталин занимался десятками сложных дел по государственному управлению. Его ответственное отношение к делу, дотошность в изучении любого вопроса, которым он занимался, служили примером для всех окружающих. Уже в конце своей долгой жизни его соратник Молотов вспоминал: «У Сталина была поразительная работоспособность… То, что ему нужно было, он досконально знал и следил… И смотрел не в одну сторону, а во все стороны… Сталин спросит: «Важный вопрос?» «Важный». Он тогда лезет до последней запятой». Сталину была глубоко чужда поверхностность ряда его коллег, которые вместо изучения вопроса полагались на избитые стереотипы, а вместо решений предлагали красивые лозунги.

Сталин выгодно отличался и от ряда своих коллег скромностью в быту. Даже такой недоброжелательный наблюдатель, как его бывший секретарь Бажанов, сбежавший за границу, писал: «У этого страстного политика нет других пороков. Он не любит ни денег, ни удовольствий, ни спорт, ни женщин. Женщины, кроме его жены, не существуют». Дейчер признавал, что Сталин и его семья «жили в небольшой квартире в доме, который был предназначен для прислуги в Кремле… Печать обыденности и даже аскетизма лежала на личной жизни генерального секретаря, и это обстоятельство производило благоприятное впечатление на партию, члены которой руководствовались пуританскими нравами и поэтому были озабочены первыми признаками коррупции и распущенности в Кремле».

Но для политического выбора партией Сталина в качестве ее руководителя решающее значение имели его действия в сложной обстановке внутрипартийной борьбы. И те, кто мог видеть Сталина на близком расстоянии, и рядовые члены партии могли убедиться в том, что Сталин делал все от себя зависящее, чтобы предотвратить раскол в партии и новую Гражданскую войну в стране. Члены партии были свидетелями того, как то Троцкий, то Зиновьев и Каменев, то все эти три руководителя вместе выступали против большинства в ЦК и на съезде, а Сталин делал все возможное, чтобы предотвратить раскол с помощью компромисса, или же действенными мерам подавить бунт, чреватый расколом.

Дейчер писал, что «в то время многим людям казалось, что, по сравнению с другими политическими лидерами, Сталин не обладал наибольшей нетерпимостью. Он был менее злобен в своих атаках на противников, по сравнению с другими триумвирами. В его речах всегда звучали нотки добродушного и немного бодряческого оптимизма, что отвечало преобладавшим благодушным настроениям. В политбюро, когда обсуждались важные политические вопросы, он никогда не навязывал коллегам свои взгляды… Для партийной аудитории он не казался человеком, имевшим личную корысть или затаившим личную обиду. Он казался преданным ленинцем, хранителем доктрины, который критиковал других исключительно во имя дела. Он производил такое впечатление даже в тех случаях, когда он говорил за закрытыми дверями политбюро».

Наконец, Сталин опирался на широкую поддержку в руководстве и среди рядовых членов партии потому, что он был инициатором тезиса о построении социализма в одной стране. Это положение предполагало быстрое развитие отечественной промышленности, создание новых городов, модернизацию деревни, не дожидаясь мировой революции. Стремление осуществить такое преобразование страны отвечало настроениям широких партийных и рабочих масс.

Необходимость укрепления экономики страны и ее оборонного потенциала вновь была продемонстрирована в 1927 году, когда международная обстановка обострилась и встал вопрос о возможности новой интервенции против СССР. Сигналом к разговорам о новой войне стала грозная нота английского министра иностранных дел О. Чемберлена в адрес СССР от 23 февраля 1927 года. В любом политическом выступлении этих дней звучала международная тема. Видимо, не случайно писатели И. Ильф и Е. Петров, описывая открытие трамвайной линии 1 мая 1927 года в Старгороде, изобразили, как председатель Старкомхоза Гаврилин в своем выступлении на митинге по случаю этого события сбился на рассказ о международном положении СССР и никак не мог остановиться, пока не высказал все, что он знал про Чемберлена, Муссолини и правящие круги Румынии.

Не удивительно, что 9 мая 1927 года Г.Е. Зиновьев, выступая в Колонном зале Дома союзов на собрании по случаю 15-летия «Правды», перешел на международную тематику. Однако его многочисленные слушатели (а речь Зиновьева транслировалась по радио) были удивлены острой критикой, с которой оратор обрушился на внешнюю политику СССР в Англии и деятельность Коминтерна в Китае. В отличие от Гаврилина, Зиновьев не случайно сбился на международную тематику.

Еще до выступления Зиновьева Троцкий, находившийся на отдыхе в Гаграх, направил в марте и апреле в политбюро целый ряд записок, в которых критиковалась тогдашняя политика СССР и Коминтерна в Англии и Китае. Аналогичная критика содержалась и в записках Зиновьева, направленных им в политбюро и президиум ЦКК в апреле 1927 года.

Грандиозная забастовка в сердце крупнейшей Британской империи и развитие революционного движения в Китае – самой многочисленной стране мира, являлись для Троцкого мощным аргументом в пользу скорого начала мировой революции. Происходившие события позволяли ему подчеркивать зависимость событий в СССР от мировых процессов. В своем проекте резолюции по хозяйственному вопросу к XV партконференции он писал: «Ни на одну минуту партия не должна забывать о том, что хозяйство СССР может развиваться только как часть мирового хозяйства… Зависимость хозяйства СССР от мирового хозяйства… должна будет в дальнейшем не ослабевать, а возрастать». Этот довод служил Троцкому для борьбы против теории построения социализма в одной стране. В своей записке «Теория социализма в отдельной стране» он доказывал необходимость того, чтобы «не только теоретическая несостоятельность, но и политическая опасность теории социализма в одной стране должны быть поняты и оценены не только ВКП, но и Коминтерном в целом».

В то же время поражение всеобщей стачки, объявленной Генеральным советом тред-юнионов Великобритании, и переворот, совершенный Чан Кайши и сопровождавшийся массовыми расправами с коммунистами, означали для Троцкого и его союзников провал политики Советского правительства и Коминтерна. Троцкий объявил себя и своих сторонников «левым крылом» международного рабочего движения и провозгласил намерение «всеми силами вести внутри Коминтерна борьбу за изменение… грубо оппортунистической политики». Он открыто бросал вызов линии «Сталина, против опасности, о которой предупреждал Ленин». Троцкий выражал уверенность, что «линия будет исправлена» и «революционный большевизм победит».