Виталий Чечило - На задворках Cовдепии

Второй залп российской минометной батареи, в точном соответствии с законами баллистики, накрыл разбегающихся в панике солдат. Вверх полетели кровавые куски человеческих тел, обрывки амуниции. Ахалцикский батальон понес настолько тяжелые потери, что не мог больше продолжать выполнение задачи. Его жалкие остатки поспешно отошли в горы.

Отступившие грузинские части совершенно оголили фланги унсовцев, фактически оставив их один на один с многократно превосходящим противником. Когда же подойдет подкрепление?

Бобрович принялся крутить ручку полевого телефона, пытаясь установить связь с майором Келуаридзе, на которого было возложено командование всей операцией по обороне Шромы. Но на том конце никто не отвечал.

«Очевидно миной перебило кабель,» – догадался сотник. – Теперь мы полностью потеряли связь с остальными подразделениями. Жаль, что отступая, морпехи утащили свою рацию».

Управившись с грузинами, сибирские десантники подтянули поближе свою минометную батарею и принялись обстреливать опорный пункт унсовцев.

Миномет в горах – страшное оружие. Когда мина падает на камни, практически невозможно определить место ее разрыва. Все вокруг закрывает сплошная дымка, воздух насквозь прошит визгом осколков. Но не менее страшны и куски камней, которые при каждом взрыве разлетаются в разные стороны со страшной силой. Не успеет порыв ветра снести в сторону дым от разрывов, как новый залп закрывает солнце густой завесой подняты в воздух щебенки и песка. И черт его знает, куда упадет следующая мина. Остается только сжать нервы в кулак и надеяться, что именно твой окоп сегодня останется целым и самой Судьбой тебе предначертано погибнуть не в этом бою.

«Похоже, – подумал сотник, – мы можем остаться здесь на всю жизнь. Если эти проклятые гоги не пошевелятся, нас всех просто выкосит осколками. Да и десантники под прикрытием огня опять накапливаются в этой задолбавшей уже меня кукурузе».

Российская минометная батарея заняла настолько выгодную позицию, что была практически неуязвима. От огня противника ее надежно прикрывали два трехэтажных дома. В какой-то момент боя минометчики стали диктовать ситуацию. Необходимо было срочно предпринимать контрмеры.

– Рацию сюда немедленно! – приказал Бобрович.

Эту рацию им отдали солдаты Ахалцикского батальона. Никто из них не мог ею пользоваться, а офицеров не было. Теперь она оказалась очень кстати.

Стрельцы Обух и Дубецкий принесли рацию и поставили ее на стол.

– На палубу! На палубу, салаги, поставьте рацию! – рявкнул сотник. – Не видите, что пули и так побили всю посуду на столе.

Быстро настроившись на нужную волну, Устим связался с командиром самоходной батареи в Квемо – Лунде.

– А далеко от вас эта минометная батарея? – спросил артиллерист.

– Да метров 900.

– Понимаешь, у нас орудия очень разношенные. Разлет снарядов до полутора километров. Можем попасть по своим.

– Нет уж, спасибо, такой помощи нам не надо.

В комнату вбежал роевой Ганс:

– Разрешите доложить, пан сотник. Танки москалей опять пытаются обойти нас. Слышите как ревут?

– Ну так уничтожьте их. Возьмите наш единственный ПТУРС и два снаряда к нему.

Роевой бегом бросился выполнять приказ. Со своего наблюдательного пункта командир отряда хорошо видел, как стрельцы кривыми улочками пытались выйти во фланг танкам, чьи пушки создавали весьма неуютную обстановку в Шроме. Кстати о пушках…

Обрадовавшись пришедшей вдруг мысли, сотник опять подошел к рации. Как это там фамилия этого капитана, который утром вопил по рации о наемниках?

– Первый. Первый. Говорит капитан Сергеев, – начал сотник, подражая манере русского десантника. – В районе двух трехэтажек прорвались украинские наемники. Несу большие потери. Требую немедленной поддержки огнем.

Что ж, наживка была заброшена, осталось ждать результатов, чтобы вовремя подсечь добычу.

Несколько минут спустя на открытое пространство выскочил Т-80 и принялся лупить по трехэтажкам, за которыми укрылись российские минометчики. Снаряды ложились довольно кучно. Артобстрел прекратился. Но в эфире стало темно от дикой матерщины русских минометчиков.

Как видно, командир танка растерялся, поняв, что обстрелял своих. Этой заминки унсовцам вполне хватило, чтобы с первого же выстрела влепить ПТУРС в борт Т-80.

Никто из экипажа так и не выбрался. Остов танка полыхал два дня. И чему там гореть так долго в этой консервной банке, удивлялись стрельцы.

Понимая всю безвыходность сложившейся ситуации, сотник Устим, как только стих огонь минометной батареи, прихватил с собой стрельца Цвяха и, где бегом, где ползком, отправился в расположение штаба морпехов.

Майора Келуаридзе он нашел в кругу офицеров батальона, которые расположились возле костра. Используя автоматные шомполы в качестве вертелов, они жарили шашлык. Аппетитный запах поджариваемой свинины валил с ног на добрую милю от костра.

– Вы бы так воевали, как шашлыки жарите! – грубо, без предисловий начал подошедший сотник.

– Опять ты чем-то недоволен, – укоризненно покачал головой комбат. – Лучше присаживайся к костру, дорогим гостем будешь.

– Послушай, комбат, – повысил голос сотник. – Если в течение четырех часов не подойдет подкрепление, я отведу свой отряд в горы. Унсовцы не привыкли тикать. Твои подчиненные большие мастера по этой части. Но мы не самоубийцы. Ты ж посмотри, в каком дерьме я оказался: после того, как вы дали деру и оголили мои фланги, наши позиции торчат впереди, словно аппендикс. И россияне его обязательно отрежут. Вместе с нашими дурными головами.

– Успокойся, Устим. Я же все понимаю.

– Да толку-то что с того! Моих хлопцев лупят сейчас с трех сторон, а вы тут кабанчика жарите.

– Причем здесь кабанчик? – обиделся Келуаридзе, – Его же русская мина убила.

– Ну так присвойте ему звание национального героя Грузии, как пострадавшему от российской оккупации! – съязвил сотник.

Пока оба командира на повышенных тонах выясняли отношения, к костру подошла делегация морпехов. Выглядели они несколько смущенно.

– В чем дело? – обернулся к ним Келуаридзе.

– Понимаешь, Вахо, – вышел вперед один из солдат, – ты очень хороший человек и мы тебя глубоко уважаем. Но давай договоримся так – ты будешь нашим командиром там, в долине. А в горах пусть нами командует украинский сотник. Потому что мы хотим еще жить.

Воцарилось напряженное молчание. Комбат озадаченно взглянул на сотника, потом опять на своих подчиненных.

– А я что, против, что ли? – разрядил он обстановку.

– Хорошо, дорогой. Все будет нормально, – заверил комбат, прощаясь с сотником. – Ты только продержись еще хотя бы пару часов. Сам видишь, сколько у нас раненых.