Донасьен Де Сад - 120 дней Содома

Итак, он смотрит на розги в горшке, куда я их положила, потом требует, чтобы я разделась, и начинает нюхать каждую часть моего тела, особенно те места, которые запретил мне мыть. Так как я выполнила все точно, он нашел там тот аромат, которого жаждал: я увидела, как он воспламенился и воскликнул: «Да, да, как раз так, как я хочу!» Я начала обрабатывать ему зад. Кожа на нем была коричневого цвета и очень жесткая. После того, как я натерла этот натруженный зад, я достала из горшка розги и, не вытирая их, начала стегать со всей силой. Он даже не шевельнулся. Мои удары не могли сокрушить эту неприступную цитадель. После первой атаки я засунула три пальца в его задний проход и начала изо всех сил его раздирать. Но его кожа была бесчувственной: он даже не вздрогнул. После двух первых церемоний я легла на кровать животом вниз, он встал на колени, раздвинул мне ноги и языком начал лизать один за другим оба моих прохода, которые после принятых мною по его приказу мер не были слишком благоуханными. После того, как он насосался вдоволь, я вновь начала его стегать, потом он снова, стоя на коленях, лизал меня. И так продолжалось, по меньшей мере, пятнадцать раз. Наконец, освоив хорошо свою роль и внимательно следя за состоянием его пушки, я время от времени бросала на него взгляды, не трогая его. Во время очередного лизания, когда он стоял на коленях, я выпустила ему под нос кусочек кала. Он отшатнулся, сказал, что я нахалка и – разрядился, сам взяв в руки свое оружие и испуская вопли, которые можно было слышать с улицы, несмотря на все принятые мною предосторожности. Мой кусочек кала упал на пол. Он только понюхал его, в рот не взял и ни разу не дотронулся. Он получил не менее двухсот ударов розгами и так привык к ним, что от всей процедуры на его коже остался лишь едва заметный след.»

«Вот, наконец, зад, который может поспорить с твоим, Председатель! – воскликнул Герцог.»

«Конечно, конечно, – пробормотал Кюрваль, зад которого в этот момент как раз растирала Алина. – Я одобряю поведение упомянутого господина, поскольку оно вполне соответствует моим вкусам и привычкам. Лично я приветствую отсутствие биде и вообще всякого мытья. Мне хотелось бы, чтобы срок воздержания от омовений был еще увеличен – по крайней мере, до трех месяцев!»

«Ну, Председатель, ты преувеличиваешь! – заметил Герцог.»

«Вовсе нет, – возразил Кюрваль. – Спросите у Алины, она вам скажет. Я так привык к этому состоянию, что вообще не замечаю, мылся я или нет. Но что я знаю наверняка, так это то, что сейчас хотел бы иметь самую грязную шлюху, чтобы ее перемазанный дерьмом зад стал моей уборной. А ну-ка, Тереза, разве ты не самая грязная женщина на свете? – Сунь-ка мне под нос свою пахнущую за версту задницу и выдави кусочек годна!»

Тереза подошла, подставила Председателю свой отвратительный, поблекший зад и выдавила ему желанный кусочек кала. Алина держала в руках его хобот – и Председатель разрядился.

А Дюкло возобновила рассказ:

«Один старик, который принимал каждый раз новую девицу для операции, которую я вам сейчас опишу, попросил меня через свою приятельницу прийти к нему. Мне рассказали о церемонии, к которой привык этот развратник. Я пришла к нему, он бросил на меня опытный, цепкий взгляд, свойственный порочным людям, которые с первого взгляда могут оценить, что за объект им предлагают.

«Мне сказали, что у вас красивый зад, – сообщил он мне. – А так как я вот уже шестьдесят лет питаю слабость к красивым задницам, я хочу увидеть, соответствует ли он вашей репутации. Поднимите подол!»

Эта энергичная фраза была приказом. И я не только показала товар лицом, но приблизилась как только могла к носу этого профессионала. Сначала я стояла прямо. Потом начала медленно наклоняться и продемонстрировала ему предмет его культа во всем великолепии, совершенно уверенная, что он ему понравится. При каждом моем движении я чувствовала, как руки старика изучающе гуляют по поверхности моего зада. «Проход широкий, – одобрил он. – Вы могли бы стать шикарной содом меткой на всю оставшуюся жизнь!»

«Увы, господин, – сказала я ему, – мы живем в век, когда мужчины так капризны; для того чтобы им понравиться, приходится быть способной на все.»

В этот момент я почувствовала, как его рот приклеился к моему заднему проходу, а язык начал глубоко вылизывать его. Потом он подвел меня к своей кровати и показал фаянсовое ведро, в котором намокали четыре десятка розг. Над ними висели несколько многохвостных плеток, подвешенных на позолоченные крючки. «Вооружитесь тем и другим, – приказал развратник. – Вот мой зад. Как вы видите, он сухой, худой и очень жесткий. Потрогайте.» Я это все выполнила, он продолжал: «Этот старый зад, привыкший к розгам и совершенно бесчувственный, может вывести из его обычного состояния только что-то чрезвычайное. Сейчас я лягу на кровать животом вниз, ноги – на полу. С помощью этих двух инструментов стегайте меня попеременно – то розгами, то плеткой. Это будет длиться долго, но у вас будет точный ориентир близкой развязки: как только вы увидите, что с этим задом происходит что-то необычное, сразу же будьте готовы сами повторить то же. Мы поменяемся местами: я встану на колени перед вашим прекрасным задом, вы же сделаете то, что буду делать я, и тогда я испущу сперму. Но только не спешите потому что, предупреждаю вас сто раз, это будет долгий процесс.»

Итак, я начала; мы поменялись местами, как он велел. Но бог мой, какая флегматичность! Сорок минут я хлестала в поте лица то розгами, то плеткой, – результата никакого! Мой развратник лежал, не шевелясь, будто умер. Можно было предположить, что он тайно упивается сладострастием операции, которую я над ним производила. Но его зад не подавал никакого знака. Пробило два часа, а я заступила в одиннадцать! Вдруг я заметила, что он приподнял поясницу и раздвинул ноги. Я продолжала пороть его розгами с некоторыми интервалами. Из его заднего прохода показался кусочек кала, я продолжаю стегать, и под моими ударами кал разлетается по полу. «Ну-ну, смелее, – говорю я ему. – Уже скоро.» Тогда наш старик встает с перекошенным лицом; его член, тугой и непокорный, почти прилип к животу. «Теперь делайте, как я, – говорит он. – Повторяйте за мной. Мне нужен ваш кал, чтобы кончить.» Я ложусь на его место, он становится на колени, и я кладу ему в рот круглый комочек, похожий на яйцо, который хранила для него три дня. Он принимает, член его дергается, он откидывается назад, визжа от восторга, но не проглотив и продержав во рту не больше секунды кусок кала, который я ему положила. Помимо вас, господа, которые сами могут послужить моделями в этом плане, я никогда в жизни не видела таких судорог. Он едва не потерял сознание в момент истечения спермы! Операция стоила два луидора.