Уинстон Черчилль - Мировой кризис

Приведем здесь слова лорда Керзона:

«Когда собралась мирная конференция, союзные державы завладели Константинополем, где находилось турецкое правительство, которое, если не смирилось окончательно, то готово было к уступкам. Наших военных сил в занятых нами азиатских турецких областях было достаточно для того, чтобы настоять не только на условиях перемирия, но и на всяких дополнительных условиях, которые мы сочли бы нужным поставить. Англичане прочно владели Месопотамией вплоть до Моссула. Позиция Британии в Персии, как в военном, так и в политическом смысле была чрезвычайно сильной. Мы все еще занимали Закаспийскую область, но решили удалиться оттуда, что вскоре и было исполнено. Каспийское море было в наших руках и стало базой морских операций против большевистских войск. Британские дивизии занимали весь Кавказ от Черного моря до Каспийского и являлись единственной гарантией мира между соперничающими народами – грузинами, армянами, татарами, дагестанцами и русскими… В Малой Азии (вне зоны британской военной оккупации) не было никаких союзных сил. Судьба Армении оставалась еще нерешенной, так как большинство армян бежало из своей страны. О дележе Малой Азии – за исключением Армении и, пожалуй, Киликии – еще никто не говорил. В Сирии положение было гораздо более сложно, так как стремление французов трудно было примирить с реальной обстановкой, сложившейся в Аравии, а между тем французы продолжали настаивать на буквальном исполнении злосчастного соглашения Сайкса – Пико. В Палестине представлялось вполне возможным примирить интересы арабского населения и сионистских иммигрантов, и все признаки свидетельствовали о том, что Великобритания вскоре получит мандат на эту область с согласия обеих национальностей. В Египте было все еще спокойно».

При такого рода обстановке были необходимы широкие, ясные и, главным образом, быстрые решения. Каждый день промедления в этих плохо организованных и чрезвычайно неспокойных областях был чреват опасностями. Уже и без того два месяца прошло в оттяжках, и во всей этой огромной области, которая когда-то являлась центром скопления огромных богатств и очагом древних цивилизаций, а теперь была населена народами, склонными к жестокости и фанатизму, да притом еще вооруженными, все спрашивали себя: «Что случилось и что нам делать?» Но победоносные государственные деятели, заседавшие в Париже, не давали им никакого ответа. Они были заняты взаимной борьбой и должны были прийти к соглашению. Они должны были разъяснить Америке, что происходило в Европе. Они должны были отвечать на настойчивые требования Франции, утверждавшей, что раз ее армии достигли Рейна, они не должны оставлять его. Они должны были произвести над Германией справедливый суд и с помощью своих армий обеспечить исполнение своих требований. А кругом их бушевал хаос, вздымавшийся все выше и выше.

Президент Вильсон и американская мирная делегация крайне отрицательно относились к тайным договорам и гордились тем, что Америка не имела отношения ни к одному из них. На Ближнем Востоке Соединенные Штаты были действительно единственной незаинтересованной державой.

Обстоятельство это было несомненно весьма благоприятно, ибо, как мы уже говорили выше, многие тайные договоры были заключены под давлением военной обстановки и должны были быть аннулированы. Президент Вильсон и Соединенные Штаты, ничем не скомпрометированные и в то же время обладавшие огромным удельным весом, представляли собой как раз тот новый элемент, который мог содействовать здравому и практическому решению вопросов. Но трагедия заключалась в том, что когда президент Вильсон начал действовать, он мало считался с реальной действительностью. Оказанные им услуги были ценны, между тем как он мог бы оказать миру действительно неоценимые услуги.

Президент Вильсон говорил:

«Соединенные Штаты Северной Америки не считаются с притязанием Великобритании и Франции на владычество над теми или другими народами, если сами эти народы не желают такового. Один из основных принципов, признаваемых Соединенными Штатами Северной Америки, заключается в том, что необходимо считаться с согласием управляемых. Этот принцип глубоко укоренился в Соединенных Штатах. Поэтому… Соединенные Штаты желали знать, приемлема ли Франция для сирийцев. Точно также они желали знать, приемлемо ли британское владычество для жителей Месопотамии. Может быть, президент не должен был вмешиваться в это дело, но раз его об этом спрашивали, и раз вопрос этот был поставлен перед конференцией, то единственным возможным решением было установить истинное желание населения этих местностей.

Поэтому он предложил послать в Турцию комиссию для обследования создавшегося положения вещей и таким образом наметил задачи:

Комиссия должна была установить, к чему склоняется общественное мнение и те условия, при которых придется действовать мандатной державе. По своем возвращении комиссия должна была доложить конференции, что именно она нашла… это… убедило бы весь мир, что конференция старалась найти подлинно научные основания для решения вопроса. Комиссия должна была состоять из равного числа французских, британских, итальянских и американских представителей. Им следовало предоставить право рассказать факты, как они в действительности были». [72]

«Президент, – говорит Беккер, – с большим жаром отстаивал эту идею».

Требование это казалось вполне естественным. Мы знаем, что когда в нашей внутренней политике возникает сложный вопрос, волнующий публику, то обычно прибегают к домашнему лекарству – назначают комитет или королевскую комиссию. Лекарство это очень часто оказывается вполне успешным, хотя комиссия не решает вопроса и, по всей вероятности, менее компетентна решать его, чем ответственные министры. Тем не менее, во многих случаях долгая оттяжка, терпеливое собирание свидетельских показаний и изданная комиссией увесистая Синяя книга дают возможность изложить вопрос в различной и, может, менее резкой форме. Вполне естественно, что президент Вильсон предложил такой исход и что державы, спорившие друг с другом, согласились на него. В данном случае никого нельзя было за это порицать.

Но непосредственно заинтересованные нации не хотели без конца дожидаться вердикта нерешительных великих держав. Ничто не было более способно разжечь их страсти, чем эта блуждающая комиссия обследования, занимающаяся поисками истины, которой предстояло объехать все пороховые склады Ближнего Востока с записной книжкой в одной руке и зажженной папироской в другой. Всякому было ясно, что президент Вильсон прав и что его предложение было бы вполне уместно для разрешения тех или иных политических затруднений в Соединенных Штатах или в Великобритании, но при данных обстоятельствах и в данной обстановке этим способом можно было только подготовить взрыв. Во время кризиса государственные люди, подобно генералам и адмиралам на поле сражения, часто должны принимать роковые решения, не зная многих существенных фактов. Это очень трудно, но любое решение лучше, чем никакое. Расхаживать среди масс дезорганизованных и разъяренных людей и спрашивать их, что они об этом думают, или чего бы они хотели, – наиболее верный способ для того, чтобы разжечь взаимную борьбу. Когда люди помогают в таких делах, которых они не понимают и в которых они почти не заинтересованы, они естественно усиливают себе возвышенное и беспристрастное настроение. «Познакомимся со всеми фактами прежде, чем принять решение. Узнаем обстановку. Выясним желания населения». Как мудро и правильно все это звучит! И однако прежде чем комиссия, в которой в конце концов остались одни лишь американские представители, проехала треть пути через обследуемые ею местности, – почти все заинтересованные народы подняли вооруженное восстание и почти все союзные войска вернулись на родину.