Уинстон Черчилль - Мировой кризис

Я не могу ныне претендовать на то, что в процессе выборов я совсем не поддался фразеологии избирательной кампании. Но для того, чтобы установить мое право на участие в дальнейшем обсуждении этого вопроса, я приведу здесь два моих письма влиятельным избирателям, написанные во время выборов.

22 ноября 1918 года

«Я вполне сочувствую вам в том, что мы не должны позволить лишать себя всех плодов победы. Но считаете ли вы себя в праве говорить, что мы должны предъявить Германии такие же условия, какие Германия предъявила Франции в 1871 г.? Несомненно, принудительная аннексия Германией Эльзас-Лотарингии, произведенная против воли жившего там населения, которое желало оставаться под управлением Франции, была одной из главнейших причин, способствовавших настоящей катастрофе. Если бы теперь взяли германские провинции, населенные немцами, желающими оставаться подданными Германской державы и подчинили их иностранному правительству, то разве мы не рисковали бы совершить то же самое преступление, какое совершили немцы в 1871 г., и разве не навлекли бы на себя таких же точно пагубных последствий?

Что касается военной контрибуции, то я вполне согласен, что нужно заставить немцев заплатить все, что они в состоянии заплатить. Но платежи могут быть произведены одним из трех способов: (А) Золото и ценные бумаги. Это было бы каплей в море. (Б) Принудительный труд; т. е. мы заставили бы немцев в нашей стране работать на нас и на наших союзников в состоянии рабства. Но это отняло бы заработок у нашего собственного народа, да и кроме того мы ведь предпочитали бы пользоваться добром немцев, а не наслаждаться их обществом. Наконец (В) уплата товарами. Мы не должны требовать от немцев уплаты такими товарами, экспорт которых может подорвать нашу собственную торговлю. В противном случае мы по мирному договору создали бы тот самый демпинг, против которого так восстают наши собственные промышленники. Союзники потребовали от немцев репараций, т. е. возмещения за причиненные им убытки. Сумма этих убытков может составить более 2 млрд. ф.ст. Союзники не потребовали от немцев уплаты военных издержек, сумма которых, насколько я знаю, была определена в 40 млрд. ф.ст. Союзники поступили так потому, что они считали физически невозможным для Германии уплатить эту сумму; договор, основанный на таком исчислении, потерял бы впоследствии всякий смысл.

Вообще говоря, я полагаю, что правительство, которое достигло для страны поразительного успеха и принудило Германию принять тяжелые условия перемирия, имеет право на некоторое доверие и что следует доверять представителям союзных правительств, которые вскоре соберутся вместе. Эти государственные люди, обладающие такими знаниями и опытностью, которые имеются далеко не у каждого, приложат все усилия, чтобы обеспечить будущее мира. Мы должны твердо придерживаться тех великих принципов, за которые мы боролись и ради которых мы одержали победу».

В другом письме я писал:

9 декабря 1918 года

«Если мир, который мы собираемся заключить в Европе, приведет (а я уверен, что приведет) к освобождению порабощенных народов, к воссоединению частей одного и того же народа, которые долгое время были насильственно разделены, и к установлению границ в соответствии с основными этническими массами населения, то это навсегда устранит большинство причин, вызывающих войны. А когда будет удалена причина, то и ее симптом, т. е. вооружения, постепенно сам собою исчезнет.

Я глубоко уверен, что мы должны быть за многое благодарны всевышнему и что мы можем на многое надеяться в будущем.

Что касается России, то ищущие подлинную истину могут убедиться в том, до какой степени страшна господствующая там антидемократическая тирания и до чего ужасны совершающиеся там социальные и экономические процессы, грозящие вырождением. Единственным надежным основанием для государства является правительство, свободно выбранное миллионными народными массами. Чем шире охват масс выборами, тем лучше. Отклоняться от этого принципа было бы гибельно».

Ллойд-Джордж, ввязавшись в избирательную потасовку, играл роль, которую требовали от него обстоятельства. При том исключительном положении, которое он занимал в Великобритании и в Европе, он никогда не должен был бы каждый вечер выступать на митингах. Самое трудное – это иметь дело с миллионами обрадованных и восхищенных приверженцев. В это время он должен был бы больше полагаться на себя я выше ценить величие своего труда и своего положения. Как оказалось впоследствии, он мог бы призывать к трезвости и великодушному спокойствию. Да и кроме того было бы только благоразумно вылить холодный душ на тех, кто выдвигал бессмысленные требования и предавался безмерным надеждам, и запечатлеть в народной памяти несколько грустных истин, которые могли бы возбудить гнев в момент их произнесения, но которые были бесценны впоследствии. Ллойд-Джордж сделал все, что мог. Вскоре его речи очевидно перестали соответствовать народным желаниям. В двух случаях – в том числе на одном женском митинге – его чуть не стащили с трибуны. В мутной горячке событий он старался удовлетворить чувствам толпы и требованиям печати и говорил языком, соответствовавшим господствующему настроению, но в то же время в каждый отрывок речи вставлял какую-нибудь осторожную фразу, какую-нибудь оговорку, оставлявшую выход правительству.

О действительной величине контрибуции премьер-министр говорил в намеренно туманных выражениях. Комиссия имперского военного кабинета, которая должна была выяснить платежеспособность Германии, представила свой отчет во время выборов. Основываясь главным образом на показаниях лорда Кенлиффа, директора Английского банка, комиссия определила максимальную сумму годовых платежей «неприятельских держав» (не одной только Германии) в 1200 млн. ф.ст., т. е. в такую сумму, которая соответствует процентам на капитал в 24.000 млн. ф.ст. Во время своей речи в Бристоле Ллойд-Джордж имел перед глазами этот удивительный отчет. Он не согласился с ним и, несмотря на разгоревшиеся страсти избирателей и мнение директора Английского банка, говорил в сдержанных и осторожных выражениях. Германия должна была уплатить все до последнего пенни, говорил он, и особо назначенная комиссия выяснит, сколько Германия в состоянии уплатить. Но настроение толпы было чрезвычайно приподнятое, и хитрый премьер-министр бросил фразу, принятую толпой с восторгом: «Они должны уплатить все до последнего фартинга, и мы обыщем все их карманы!» Эта основная мысль проходила красной нитью во всех его оговорках. «Обыскать их карманы» – стало лозунгом дня.

Действительное решение, рекомендованное премьер-министром и утвержденное имперским военным кабинетом, не потеряет своего значения, сколько бы времени ни прошло. «Постараться обеспечить получение от Германии наибольшей контрибуции, какую только она может заплатить, так, чтобы это соответствовало экономическому благополучию Британской империи и интересам всеобщего мира, без того однако, чтобы для получения контрибуции потребовалось содержание в Германии оккупационной армии».