Уинстон Черчилль - Мировой кризис

Над этой опасностью, грозящей Франции, размышляет теперь Европа. Даже теперь, когда я это пишу, французы уделяют пятьдесят миллионов франков из своих сбережений на постройку – из бетона и стали – оборонительной линии, которая должна будет защитить их страну от возможного повторения того, что случилось в августе 1870 г. и в августе 1914 г.

Вот в чем заключался основной вопрос, который должна была разрешить мирная конференция; нужно было учесть страх Франции перед разгромом со стороны Германии и ее твердую решимость не допустить неосторожности в этом вопросе жизни и смерти.

Но, как уже было сказано выше, рост морального чувства человечества не допустит вторично цивилизацию до такого падения. Устав Лиги наций гарантирует каждому входящему в число ее членов государству независимость и целость его территории. На это французы возразили: «А разве договоры могли защитить Бельгию?» Но миру дан был урок, и германцы этот урок восприняли. Воевать теперь никто никогда уже больше не будет. «Мы уже испытали достаточно», – отвечали французы. Наконец, было заявлено, что за четыре года бойни и всеобщего обнищания люди стали разумнее, благороднее, человечнее, что достаточно было взглянуть вокруг, чтобы убедиться в том, насколько сыновья лучше отцов. Верьте демократии. Верьте сознательности. Верьте парламентским учреждениям. Верьте тому, что старые раны дадут себя чувствовать… Но французы продолжали печально повторять свое: «Нам нужна защита», – на что США, будучи великолепно защищены сами, и Англия, защищенная тоже довольно хорошо, философски заметили: «На свете не существует абсолютной безопасности». – «В таком случае, нам нужна наилучшая изо всех, какие существуют и какую мы можем получить», – сказали французы.

Маршал Фош, осененный неувядаемой славой, обращаясь к присутствующим, в памяти которых были живы его последние подвиги, заявил: «Нам необходим левый берег Рейна. Никакая помощь англичан или американцев не может быть достаточно сильна и своевременна для того, чтобы не допустить катастрофы на равнинах французского севера, оградить Францию от поражения, или, в том случае, если она захочет сохранить свои армии, избавить ее от необходимости отводить назад за Сомму, или Сену, или Луару, с целью дождаться там помощи от союзников. Рейн представляет собой в настоящее время ту преграду, которая необходима для безопасности Западной Европы, а следовательно, и для безопасности цивилизации».

На это американцы и англичане возразили: «Но ведь германцы живут по обе стороны Рейна. Как же вы сможете ими управлять?» Маршал Фош принужден был опять вернуться ко времени Наполеона и его рейнской конфедерации. «Долг требует от нас, – сказал он (31 марта), – определенной политики по отношению к областям, расположенным на левом берегу Рейна, мы должны дать населению этих областей права, которые были бы совместимы со свободой наций. Фактически эти области всегда были независимы или были частью независимых государств центральной Германии». Прения по этому вопросу носили крайне напряженный характер. Ллойд-Джордж задал два вопроса: «Если германцы будут знать, что Великобритания и США связаны обязательствами оказывать Франции поддержку, – думаете ли вы, что несмотря на это они все же начнут против Франции военные действия?» Маршал Фош ответил, что если они будут уверены в том, что со стороны России им не грозит никакой опасности, то сделают это без всяких колебаний. «А если численность германской армии будет сокращена до численности британской армии – что тогда?» – задал свой второй вопрос Ллойд-Джордж. Фош ответил, что это их не остановит, так как фактически германская армия сокращена не будет. Он сказал, что существование туннеля под Ла-Маншем также не изменит положения сколько-нибудь значительно.

Было очевидно в то же время, что население прирейнских областей скорее предпочтет принадлежать побежденной Германии, чем победоносной Франции. Равным образом эти области не желали образовывать самостоятельного буферного государства. В результате конференция в самом начале своей деятельности зашла в тупик.

И президент Вильсон, и Ллойд-Джордж прекрасно понимали опасности и опасения Франции. Вильсон надеялся, что Лига наций даст Франции, наравне с другими нациями, гарантию в том, что неприятель не вторгнется в ее пределы. Но французы, несмотря на всю свою готовность воспользоваться покровительством Лиги, искренно не верили в ее могущество. Когда же из проекта договора было изъято заключавшееся в нем раньше условие, предусматривавшее применение вооруженных сил против нарушителя мира, и остался один только финансовый и экономический бойкот, вряд ли можно было спорить с скептическим отношением к этому французов.

Пребывание президента Вильсона в Соединенных Штатах и те оговорки в условиях, которые он был принужден сделать в угоду американскому общественному мнению, еще более ослабили Лигу. С этого момента стало ясно, что, требуя от Франции отказа от рейнской границы, необходимо дать ей какую-нибудь другую добавочную гарантию ее безопасности. Ллойд-Джордж уже раньше предвидел, что это неизбежно. Он еще более, чем Вильсон, был убежден в опасности подчинения германского населения чужеземному владычеству. Оба – и он, и Вильсон – отказывались обсуждать вопрос о том, чтобы отодвинуть германцев за Рейн, и оба все острее ощущали необходимость найти какие-нибудь другие гарантии безопасности Франции.

Первой и наиболее существенной предосторожностью являлось разоружение Германии, но странным образом маршал Фош и все военные люди Франции относились к этому вопросу апатично. В условии перемирия маршал не включил никаких мер предосторожности в смысле демобилизации Германии и ее разоружения, за исключением требования о сдаче большого количества пушек. По этому поводу говорили, что он не верил, чтобы принудительно общее разоружение могло представлять нечто прочное и длительное, и что поэтому он не желал подписывать свое имя под таким условием, исполнение которого он не мог гарантировать. Он глубоко не доверял никаким заверениям Германии и считал, что какие бы обещания Германия ни давала, она не замедлит создать и вооружить новые военные силы, лишь только ей будет предоставлена свобода действий.

Под энергичным давлением премьер-министра английские делегаты комиссии по разоружению настойчиво требовали самых решительных мер. Ллойд-Джордж настаивал на том, что германская армия не должна быть сильнее британской, что она не должна быть основана на воинской повинности и что в основе ее не должна лежать краткосрочная военная служба. Она должна была представлять собою добровольческую, профессиональную армию с минимальным сроком службы в двенадцать лет для каждого солдата. Этим путем Германия будет лишена возможности подготовить резервы. В общем численность такой армии не должна была превышать 200 тыс. человек. Предложения подобного рода были сделаны и для германского флота. Французы не без некоторого колебания склонились на эту точку зрения, выраженную с такой силой и инициативой. Схема эта была абсолютно чужда всем понятиям и взглядам, господствовавшим на континенте Европы. Она шла вразрез с принципом военной готовности, принципом, представлявшим собою наследие революции и высшую гарантию целости и свободы французской республики. Тем не менее, поскольку это касается Германии, они не отвергали достоинств этой схемы и со своей стороны требовали, чтобы численность германской армии, которая таким образом будет носить чисто профессиональный характер, не превышала 100 тыс. человек. В этом отношении Ллойд-Джордж не делал никаких возражений.