Елена Хаецкая - Записки из страны Нигде

Теперь рассмотрим один из самых старых и, вероятно, самый известный "межавторский проект" ("Конан"). Мегафанфик, что и говорить, начиная со Спрэга де Кампа. В самом мире "Конана" заложены некоторые характеристики, которые позволяют другим авторам работать в проекте без особого ущерба, как для проекта, так и для авторов.

Что есть мир "Конана"? Это прежде всего универсальная площадка, где действует только одно правило: добро должно быть с кулаками. Развитие и торжество Личности - единственное, хотя, в общем-то, и не обязательное условие. А Конан должен быть черноволосым, двухметроворостым и мускулистым. У Говарда он еще и меланхолик, но данное условие не обязательно к исполнению.

В мире "Конана" можно писать что угодно: плутовскую комедию, садомазохистский эрос, героическую эпопею. Это не разрушит ни мира, ни его основную (мироообразующую) концепцию.

Вселенная Говарда практически бесконечна - набор ее реалий и сущностей невозможно перечислить так, чтобы перечисление было завершено. Сам Говард очень рано ушел из всех вселенных, а созданный им мир продолжал жить и развиваться.

Совершенно другое дело, когда мы сталкиваемся с мирами сугубо авторскими, такими, как мир Толкиена. Толкиен, в отличие от Говарда, свой мир полностью завершил. Публикации незаконченных отрывков и вариантов - это фактически исследования уже существующего. Разумеется, в черновиках обнаруживаются различные версии, но все это авторские версии; они предназначены для ученого, но не для соавтора.

Миры, подобные толкиеновскому, были созданы авторами и для реализации идей их авторов. Этих идей много, они сложны, они обладают логической последовательностью. Любое постороннее вмешательство их нарушает. Даже такое последовательное и непротиворечивое, как было продемонстрировано в "Черной Книге Арды". Потому что нельзя же быть больше Толкиеном, чем сам Толкиен.

Идей в авторских мирах весьма много, а вот реалий, напротив, сравнительно мало. Авторские миры жестко ограничены. Реалии, их составляющие, можно перечислить и завершить перечисление. Мы не будем брать сейчас анахронизмы, вроде "не дано Арагорну летать на вертолете", ограничимся вселенной в заданных временных рамках.

Вот, например, если в мире "Конана" появится китаец (кхитаец), то никто не удивится. А если таковой возникнет в мире Толкиена, то удивлению персонажей и читателей не будет предела. Потому что мир Толкиена не простирается до К(х)итая, там нет монголоидов-людей.

Еще одна трудность связана с очевидной разницей в таланте. Мы можем оценивать творчество Васи Пупкина относительно Васи Пупкина и отмечать творческий рост этого автора, какие-то его достижения. Но когда Вася Пупкин добровольно ставит себя рядом с Мастером, то неизбежно начинаешь оценивать его творчество относительно Мастера.

Я хочу снова вернуться к мысли об иерархии. На сей раз речь пойдет о отношении к тексту.

Что есть текст для Говарда? Рассказ у костра, история, поведанная путником. Не слишком-то высокая претензия, зато все по-честному. Что есть текст для написателей "Конана"? Да пока это все тот же рассказ у костра, более или менее удачный, - я считаю, все в порядке. Точно так же воспринимается вся эта "конина" и в изданном виде. Книга, которую читаешь в поезде, после работы, на даче... Книга, которая с тобой болтает, которая тебя развлекает. Конечно, есть почитатели "Конана", для которых эти тексты - нечто вроде библии с апокрифами, но такое отношение неправильное.

Что есть текст для фанфикеров "Зены", "Гарри Поттера", "Стар Трека"? Все то же самое - отдохнуть и пофантазировать, еще немного "повариться в том соку". И очень хорошо.

Пока все это не становится "серьезной литературой". Пока все это не становится чуть ли не религией. Пока у авторов и читателей не появляется истовое выражение лица...

А когда оно появляется - вот тогда-то, девочка и мальчик, запирайте окна и двери, ибо по улице едет гроб на колесиках...

02:00 / 07.06.2016

Впервые я прочитала "Обитаемый остров" на немецком языке. Стругацких было в те годы "не достать", и это очень мягко говоря. Поэтому я купила книжку в ГДРовском издании, в магазине "Мир" - "книги социалистических стран" - на Невском. И жадно-жадно ее поглощала. Совпало так, что одновременно с "Die bewohnte Insel" (т.е. с "Обитаемым островом", но из ГДР), я читала "Время жить и время умирать", "Седьмой крест" и "Приключения Вернера Хольта" (парадоксально, но эти немецкие книги я читала по-русски). Все это были книги не столько даже о войне, сколько о солдатах. И "ОО" для меня был такой же пронзительной, трогательной и жуткой книгой о солдатах.

Взяв спустя ...дцать лет в руки русское издание, я уже не помнила все эти подробности первого прочтения. Просто перечитывала полузабытый уже текст.

...До тех пор, пока не споткнулась о фразу "Мы в Легионе, а не на философском факультете". Мгновенно и машинально эта фраза сложилась в мыслях по-немецки, и вдруг я все вспомнила: и первое прочтение, и как смеялась над этой репликой, и как потом повторяла ее, сидя на лекциях на военной кафедре...

(А вот как они передали в том издании те слова, которые в оригинале "ОО" написаны по-немецки ("Dummkopf! Rotznase!") - не помню. Но это и не очень важно).

Ну так вот, "ОО" был книгой о солдатах. И ближе к финалу, когда "ОО" переставал быть книгой о солдатах и становился книгой о тайных механизмах, действующих в обществе, мне становилось скучно. Потому что все это было "не о том", не о душе, не о человеке. Это было, в общем, даже не о механизмах, которые управляют социумом. Это было о Ничем, которое даже не считает нужным прикидываться Чем-то, о наглой, липнущей к мозгам Пустоте.

Планы внутри планов, вот что это было такое. Вроде как Странник открывает Максиму "правду", приобщает "сопляка" к тем ниточкам, за которые тянут весь мир сильные мира сего. И... что?

Да просто пшик, раскрытый в позднейшей судьбе Максима. Стояли звери около двери, но не вошли, потому что их не пустили, потому что в них стреляли. Ведь если звери войдут в двери, случится Нечто, прекратится Ничто, процесс превратится в результат, а допустить этого, разумеется, нельзя.

На что, собственно, повелся Максим, на что он разменял "судьбу солдата" - свою единственную, неповторимую, жгуче интересную, частную, индивидуальную судьбу?

Да ни на что, повторю. Эту же тему, абсолютно эту же, исследует Крис Картер в "Секретных материалах". Курильщик, который так похож на "знающих механизмы" персонажей Стругацких, - ради чего он отказался от единственно ценного на земле, от своей личной жизни, от близких, от друзей и любви, фактически - от души? Достиг ли он того, к чему стремился? А Фокс Малдер? И стоило ли оно того?