А. Буянов - Антигерои минувших дней

С появлением Агриппины императорский дворец, и без того постоянно содрогавшийся от интриг и измен, превратился в шабаш интриганов и убийц. Женщина тащила своего сына к престолу по трупам. Триумф коварной интриганки наступил вечером 12 октября 54 г. Агриппина собственноручно приготовила грибочки (предположительно бледные поганки) и поднесла тарелочку своему супругу. Клавдий мучился не долго и к вечеру 13 октября помер.

На престол взошёл император Нерон (54–68 гг.).

Вскоре после этого Нерон с Агиппиной отравили Британника, после чего Нерон покончил с собственной матерью. Потосковав в раскаянии, император ударился в самый дикий разврат, какой только бывал в истории. Правда, многое в рассказах о том преувеличено сплетниками, однако разврат был, в том числе и гомосексуальный, где император выступал и активом, и пассивом, и жертвой, и садистом-насильником. Впрочем, всё это делалось тайно, так что речь более идёт о слухах, чем о доказанных фактах. Разве что имена любовников императора история сохранила – как актива, так и пассива. Оба были из рабов.

Я коротенько перечислил события, которые вот уже две тысячи лет остаются в центре внимания, являются предметом обсуждения и смакования в образованных кругах европейских народов, оказались основами сюжетов для многочисленных классических творений на исторические темы и т. д. Петроний же был их современником, свидетелем, а кое-где и участником.

Римский пир. Художник Роберто Бомпиани

Во дворце Нерона он чувствовал себя, как рыба в воде, поскольку оказался непременным участником свиты императора. Вот что поведал о его нероновых годах Тацит: «О Гае Петронии подобает рассказать немного подробнее. Дни он отдавал сну, ночи – выполнению светских обязанностей и удовольствиям жизни. И если других вознесло к славе усердие, то его – праздность. И все же его не считали распутником и расточителем, каковы в большинстве проживающие наследственное достояние, но видели в нём знатока роскоши. Его слова и поступки воспринимались как свидетельство присущего ему простодушия, и чем непринужденнее они были и чем явственней проступала в них какая-то особого рода небрежность, тем благосклоннее к ним относились. Впрочем, и как проконсул Вифинии, и позднее, будучи консулом, он выказал себя достаточно деятельным и способным справляться с возложенными на него поручениями. Возвратившись к порочной жизни или, быть может, лишь притворно предаваясь порокам, он был принят в тесный круг наиболее доверенных приближённых Нерона и сделался в нём законодателем изящного вкуса (arbiter elegantiae), так что Нерон стал считать приятным и исполненным пленительной роскоши только то, что было одобрено Петронием. Это вызвало в Тигеллине зависть, и он возненавидел его как своего соперника, и притом такого, который в науке наслаждений сильнее его…» [3]

Сицилианец Тигеллин был протеже Агриппины. Женщина представила его сыну, и хитрец быстро втёрся в доверие к молодому императору. Современники именно ему приписывали вину за развращение Нерона и многочисленные убийства римской знати того времени. В течение нескольких лет Тигеллин боролся с Петронием за право влиять на императора. Нерон считал себя великим артистом и певцом, чем необычайно кичился. Утончённый Петроний умел подольститься к нему с восторгами и толкованием творческих достижений венценосца. Тигеллин же был грубым солдафоном, но изощрённым ищейкой – заплечных дел мастером. В конечном итоге верх одержал солдафон.

В 62 г. Тигеллин занял пост префекта преторианцев и стал фактическим правителем Рима при веселившемся императоре. Первое, что сделал новоиспечённый префект, это спровадил никогда не занимавшего государственные должности Петрония проконсулом (наместником) в провинцию Вифинию! Располагалась провинция на землях современной Турции (от Никеи на западе и почти до Трапезунда на востоке). В состав Вифинии входили земли азиатской части нынешнего Стамбула.

Расчёт Тигеллина был прост: Петроний провалит службу и навсегда скомпрометирует себя – Нерон перестанет видеть в нём серьёзного советника. Обстановка в Вифинии была весьма сложной. В частности, там Петроний вплотную столкнулся с христианами. Ведь в Вифинии жило много евреев, а за десять лет до приезда Петрония в провинции проповедовал христианство апостол Пётр. Впрочем, в провинции и без христиан было достаточно проблем, которые следовало срочно решать. Современники признавали, что со своими обязанностями Петроний с самого начала справлялся весьма достойно.

Но без его ненавязчивой забавной лести заскучал Нерон. В том же 62 г. император потребовал вернуть Петрония в Рим. Тигеллин был взбешён, но противиться воле повелителя не осмелился. С этого времени префект преторианцев рассматривал сенатора Петрония как опаснейшего соперника, которого следовало уничтожить.

За двенадцать лет царствования Нерон довёл римское общество до предела ненависти к нему. Особенно гнетущее впечатление произвёл на всех Великий пятидневный пожар Рима в 64 г., когда из четырнадцати районов города выгорели дотла десять, а оставшиеся четыре пострадали частично. В поджоге обвинили христиан. Многих членов секты схватили, пытали и предали мучительным публичным казням. Хотя император быстро собрал средства на восстановление столицы (был введён дополнительный налог на провинции), но здесь Нерон сделал роковую ошибку – в память о пожаре он повелел выстроить на месте пепелища гигантский Золотой дворец. Это породило слухи о том, что Рим подожгли по приказу самого властителя, чтобы освободить место для задуманного им дворца. Слухи эти распространяли заговорщики.

В 60-х гг. деспотичный Нерон окончательно лишил сенат какой-либо реальной власти. Это привело к тому, что к лету 65 г. среди сенаторов созрел заговор. Возглавил заговорщиков выдающийся оратор, сенатор и меценат Гай Кальпурний Пизон (Gaius Calpurnius Piso). В числе заговорщиков оказались прославленные в веках философ Луций Анней Сенека-младший (Lucius Annaeus Sĕnĕca minor) и поэт Марк Анней Лукан (Marcus Annaeus Lucanus). Участвовали в заговоре и другие сенаторы, а также несколько командиров преторианцев и патриции-всадники. Заговорщики не смогли сохранить свои планы в тайне. Их выдал раб, рассчитывавший на высокую награду от Нерона. Началось следствие, а затем казни и самоубийства знати.

«И вот Тигеллин обращается к жестокости принцепса, перед которою отступали все прочие его страсти, и вменяет в вину Петронию дружбу со Сцевином (второй после Пизона руководитель заговора. – В.Е. ). Донос об этом поступает от подкупленного тем же Тигеллином раба Петрония; большую часть его челяди бросают в темницу, и он лишается возможности защищаться. Случилось, что в эти самые дни Нерон отбыл в Кампанию; отправился туда и Петроний, но был остановлен в Кумах. И он не стал длить часы страха или надежды. Вместе с тем, расставаясь с жизнью, он не торопился её оборвать и, вскрыв себе вены, то, сообразно своему желанию, перевязывал их, то снимал повязки; разговаривая с друзьями, он не касался важных предметов и избегал всего, чем мог бы способствовать прославлению непоколебимости своего духа. И от друзей он также не слышал рассуждений о бессмертии души и мнений философов, но они пели ему шутливые песни и читали легкомысленные стихи. Иных из рабов он оделил своими щедротами, некоторых – плетьми. Затем он пообедал и погрузился в сон, дабы его конец, будучи вынужденным, уподобился естественной смерти. Даже в завещании в отличие от большинства осуждённых он не льстил ни Нерону, ни Тигеллину, ни кому другому из власть имущих, но описал безобразные оргии принцепса, назвав поимённо участвующих в них распутников и распутниц и отметив новшества, вносимые ими в каждый вид блуда, и, приложив печать, отправил его Нерону. Свой перстень с печатью он сломал, чтобы её нельзя было использовать в злонамеренных целях. Между тем Нерон, теряясь в догадках, каким образом стали известны подробности его изощрённых ночных развлечений, вспоминает о небезызвестной благодаря браку с сенатором Силии, которую он сам принудил к соучастию в своих грязных любострастных забавах и которая к тому же была приятельницей Петрония. И вменив ей в вину, что она будто бы не умолчала о виденном и о том, что претерпела сама, он проникся к ней злобою и отправил её в изгнание» [4].