Array Коллектив авторов - Сюрреализм. Воззвания и трактаты международного движения с 1920-х годов до наших дней

Ни уравновешенность, ни великое искусство для нас попросту немыслимы. Идея Красоты давным-давно зачерствела. Из всех былых моральных установок осталась лишь одна, а именно: нельзя быть одновременно послом Франции и поэтом.

Мы хотели бы воспользоваться представившейся возможностью и публично отмежеваться от всего французского, на словах и в делах. Заявляем также, что измена и вообще всё, что так или иначе способно поставить под удар государственную безопасность, на наш взгляд, куда лучше сочетаются с занятиями поэзией, нежели торговля «оптовыми партиями сала» на пользу нации свиней и шавок.

Примечательное невежество в том, что касается свойств и возможностей духа, заставляет подобных вам хамов время от времени обращаться за спасением к католичеству или античной традиции. Для нас спасения нет нигде. Так, Рембо мы считаем человеком, уже не надеявшимся спастись, а его жизнь и творчество – идеальными свидетельствами такой погибели.

Католицизм, греко-римский классицизм, неважно: вы достойны их отвратительных кадильниц. Упивайтесь, будь то ладаном или фимиамом, жирейте себе и дальше, пока не лопнете от восторга и преклонения сограждан. Пишите, молитесь и пускайте слюни; для нас – честь (хотя, скорее, бесчестье) раз и навсегда счесть вас фанфароном и канальей.

Париж, 1 июля 1925

Максим Александр, Луи Арагон, Антонен Арто, Ж.‑А. Буаффар, Жоэ Буске, Андре Бретон, Жан Каррив, Рене Кревель, Робер Деснос, Поль Элюар, Макс Эрнст, Т. Френкель, Франсис Жерар, Эрик де Ольвиль, Мишель Лейрис, Жорж Лембур, Матиас Любек, Жорж Малкин, Андре Массон, Макс Мориз, Марсель Нолль, Бенжамен Пере, Жорж Рибмон-Дессень, Филипп Супо, Деде Санбим, Ролан Тюаль, Жак Вио, Роже Витрак

Мир – это хитросплетенье конфликтов, которые в глазах любого хоть сколь‑либо осведомлённого человека выходят за рамки просто политических или социальных дебатов. Нашему времени катастрофически недостаёт провидцев. Но те, в ком осталась хоть крупица проницательности, вряд ли могут устоять перед соблазном просчитать, как скажется на человечестве полный переворот сложившегося положения вещей.

И пусть полное освобождение не так близко, как пробуждение национальной гордости давно порабощённых народов, которые, казалось, мечтали лишь вернуть себе утраченную независимость, или как неукротимое разрастание требований рабочих и всего общества, которое взорвёт изнутри те государства, что ещё остались в Европе, – мы верим в его неизбежность. Под градом всё более беспощадных ударов человеку придётся в конце концов изменить своё отношение к действительности.

Прекрасно сознавая природу тех сил, что бередят сейчас мир, мы, прежде чем провести перекличку наших отрядов и взяться за дело, хотели бы провозгласить наше полное отчуждение и даже в каком‑то смысле очищение от идей, лежащих в основе ещё такой близкой нам европейской цивилизации – и, более того, любой цивилизации, основанной на невыносимых принципах необходимости и долга.

Куда больше, чем патриотизм – истерия, подобная многим другим, но превосходящая остальные своей бессодержательностью и смертоносностью, – отвращение у нас вызывает сама идея Родины: поистине, предельно скотский и антифилософский концепт, в который пытаются вдохнуть наш дух [1] Те же люди, что в 1914 году попрекали немецких социалистов отсутствием «братских чувств», возмущаются, когда наших солдат склоняют к отступлению. Вина призывающих к дезертирству лишь в том, что они выражают собственное мнение, однако их уподобляют преступникам. «Наши солдаты»-де достойны того, чтобы им не стреляли в спину (на наш взгляд, они заслужили и то, чтобы им не стреляли в грудь). .

Мы наверняка варвары, поскольку от цивилизации в её определённой форме нас просто тошнит.

Повсюду, где царит западная цивилизация, оборваны все соединявшие людей связи, кроме тех, что вдохновлены расчётом, «расплатой твёрдой валютой». Вот уже более ста лет как человеческое достоинство принижено до статуса меновой стоимости. Закабаление неимущих теми, у кого есть всё, несправедливо и чудовищно само по себе, но когда подобное угнетение выходит за рамки простого жалованья и приобретает, например, форму рабства, которым международная финансовая верхушка отягощает свои народы, то подобное бесправие не искупить никакой резнёй. Мы не приемлем законов Экономии или Обмена, мы отвергаем порабощение Трудом и, если взять ещё шире, объявляем восстание против Истории как таковой. Историей правят законы, сформированные трусостью индивидов, а гуманизм в какой бы то ни было форме нам, безусловно, чужд.

Наш отказ от всякого милостиво дарованного закона и наша надежда на новые силы – пока ещё дремлющие под землёй, но способные перевернуть Историю, нарушить смехотворную череду каждодневных событий, – заставляют нас обратить взоры к Азии [2] Образ, признаем, неудачный. Восток – повсюду. Он олицетворяет собой конфликт метафизики и её противников, врагов свободы и созерцания. Даже в Европе, кто может сказать, где тут нет Востока? Человек, с которым вы столкнулись на улице, носит его в себе: Восток – в его сознании. . Да, в конечном счёте нам нужна Свобода, но Свобода, созданная по образу наших глубинных духовных устремлений, самых властных и естественных потребностей нашей плоти (на самом деле страх всегда будет уделом других). Современная эпоха отжила своё. Монотонность жестов, поступков и лжи Европы замкнула круг отвращения [3] Спиноза, Кант, Блейк, Гегель, Шеллинг, Прудон, Маркс, Штирнер, Бодлер, Лотреамон, Рембо, Ницше: уже одно это перечисление – начало вашего краха. . Скорее бы уже монголы разбили свои шатры на наших площадях. И не нужно бояться, что насилие, которому мы присягаем этим текстом, застанет нас врасплох или что мы окажемся не на высоте. Однако что бы ни случилось, этого нам мало. Важно понять: наш демарш вдохновлён лишь абсолютной верой в объединяющее нас чувство, а именно – предчувствие бунта, лежащее у истоков всего, что хоть чего‑то стóит.

Ставя превыше возможных расхождений наш революционный пыл и стремление к максимальной эффективности в, увы, пока ещё ограниченной области нашей нынешней деятельности, мы: “Clarté” 1 , “Correspondances” 2 , “Philosophies” 3 , “La Révolution Surréaliste” – заявляем следующее:

1. Мы не можем себе представить, чтобы ваша Франция когда‑либо последовала величественному примеру немедленного, полного и безоговорочного разоружения, который продемонстрировал миру ЛЕНИН в 1917 году в Брест-Литовске , – разоружения, ценность которого для революции бесконечна.

2. Как в большинстве своём подлежащие призыву, и тем самым официально обречённые носить презренную мышино-серую шинель, мы энергично и всеми возможными способами отвергаем саму мысль о такого рода подчинении в будущем, поскольку для нас Франция не существует.