Евгений Додолев - Еврейское счастье Криса Кельми

К.К.:Это вообще категорически.

Е.Д.: Только ты не рассказывай, что ты никогда не пьешь. Когда ты пришёл ко мне на телевизионный эфир (это твои 60-лет), ты пришёл с двумя бутылками: в одном кармане и в другом.

К.К.:Тогда я выпил у тебя, по-моему.

А с октября я всё.

А езжу с водителем, потому что при этом заболевании человек может потерять сознание за рулём, и последствия неизвестны (можно сбить человека, всё что угодно). Ещё уколы «Мексидола» каждый день обязательно, но не каждый день, а в первый месяц 15 дней.

Е.Д.: Понятно. Я рад, что ты взялся за себя. А что за шрам у тебя над правой бровью?

К.К.:Это при падении: я потерял сознание и рассек бровь. У меня кровь шла пять часов.

Е.Д.: Это на даче произошло?

К.К.:Это уже произошло на Смоленке. На даче я со второго этажа вылетел, ударился об острый край лестницы. Е.Д.: В связи с чем?

К.К.:Потерял сознание.

Тогда я потерял полтора литра крови, была просто целая лужа. А когда ударился о край стола (вот этот шрам), кровь не останавливалась пять часов – ни пластырь, ничего не помогало.

Е.Д.: А скорая приехала?

К.К.: Да, скорая приезжала.

Е.Д.: А что они сделали? Зашили?

К.К.:Они не зашили, а просто проклеили, сделали три укола. При приступах всегда вызывалась скорая помощь, чтобы снивелировать процесс. А сейчас, по окончанию четырехмесячного курса, я сделаю электроэнцефалограмму, причем у одного из лучших неврологов (жена моего близкого друга отвела меня к нему). Это достаточно болезненная вещь, потому что она настоящая. Она длится два часа, и первые 0,5—1,5 часа это достаточно болезненные ощущения – такая тупая боль в голове.

Е.Д.: Может быть, надо завязывать и со спортом тоже? Я не думаю, что спортивные нагрузки в таком состоянии…

К.К.:Нет. Они сказали, если по самочувствию, то, наоборот, даже полезно – обмен веществ, кровообращение. Я же не надрываюсь, извини меня, я играю.

Е.Д.: Не знаю. Я помню, когда ты надрывался с семи утра с ракеткой.

К.К.:Сейчас все в разумных пределах. Какое-то время нельзя было в сауну ходить, сейчас можно уже.

Е.Д.: А музыку писать можно?

К.К.:Скоро буду уже в замечательном настроении.

Е.Д.: А когда ты в последний раз сочинял?

К.К.:Кстати, недавно. В принципе, у меня готов альбом – он уже написан, он просто не записан.

Е.Д.: То есть новый материал?

К.К.:Да, есть новый материал на целый альбом. Я сочинил такое длинное произведение. Вообще, песни про спорт очень сложно писать – там нужен правильный текст. У меня есть хорошая песня про футбол – «Футбол, как первая любовь».

Аранжировка и студия – это очень важно, потому что я пишусь на лучших студиях.

«МНЕ ИГОРЬ НИКОЛАЕВ ЖАЛОВАЛСЯ»

О.Д.: Крис, меня давно интересует вопрос по поводу песни «Замыкая круг». Вы собрали огромное количество популярных на тот момент исполнителей (Никольский, Градский, Варшавский, Кутиков, Макаревич и так далее), и все спели «Замыкая круг». Я знаю, что музыканты не очень друг друга любят, ревнуют, конкурируют и так далее. Как они все собрались и вдруг решили спеть по одной строчке из куплета? Это навсегда осталось.

К.К.:Вы знаете, на самом деле удивительная история, потому что это писалось на первой студии «Останкино», и приезжали все в разное время, записывали, а потом мы сводили это. То есть артист приезжал просто, чтобы одну строчку спеть и потом все это сводилось, причем на восьмиканальном (по нынешним меркам это 24 или 48 каналов, с тюнингом, с обработками).

Кстати, новая версия так сделана. Есть две новые версии – в первой я пел на «Авторадио», и вместе со мной поют дети: дети и потом хор, а во второй, которая была в большой программе на НТВ, немножко другие исполнители спели.

Но есть самая главная версия, где на гитаре играет Барыкинв конце. На саксофоне – Мазай. Это очень хорошая версия. Мы всегда поем на концертах живьем. Есть ещё съемка проекта «TB6» в Красноярске, на День города проводили – там вообще человек 40 пело.

О.Д.: У меня еще вопрос по этой песне. А вы лично отбирали, кому петь, а кому не петь? Как это происходило?

К.К.:У меня появилось ощущение, что кто-то из рок-музыкантов уехал в другую страну жить, кто-то перестал этим заниматься. Нужен был аккорд финальный. Многие говорили, что это проекция песни «We are the world».

Я абсолютно с этим не согласен по одной простой причине, что в спектакле «Юнона и Авось» финальная песня «Аллилуйя» о возлюбленной паре… Я, кстати, безумно люблю этот спектакль. Все-таки в аранжировке и в создании спектакля мы принимали прямое участие.

До этого я написал музыку к спектаклю «Люди и птицы». Спектакль вроде бы про БАМ, но Захаров Марк Анатольевич умеет так ставить, что он не про БАМ, а про любовь. Поэтому это был очень посещаемый спектакль, и песни там, в общем, достаточно правильные. Там пели все актеры театра (Абдулов, Караченцов, Шанин), все актеры, которые принимали участие, пел Академический хор, пел Паша Смеян, который играл роль главного сочинителя, все музыканты.

Е.Д.: Это всё-таки немножко не то, Крис, согласись. Это музыканты из одного коллектива, все-таки это общая песня. Я с Олегом здесь согласен. К.К.:Я не считаю проекцию…

Е.Д.: А что в этом плохого?

К.К.:Хорошее заключается в том, что в проекте «Peace Foundation for the world», когда мы прилетели в Чикаго, весь самолет и наши дети были в белом, и нас встречали дети Чикаго тоже все в белом и с цветами. Они спели эту песню «let me hold your hand, let music never end, let me always call your name and we will be the same». К сожалению, съемки у меня не сохранились. Об этом я жалею. Я бы в фильм включил.

Е.Д.: В досетевую эпоху все эти вещи, к сожалению, растворились, и не осталось от очень многого следа.

К.К.: Какие-то растворились. Например, выступление на рок-фестивале «Lazy», где мы играли перед группой «Duran Duran».

Е.Д.: Это какой год?

К.К.:Это, по-моему, когда я в Театре песни Пугачёвойработал – 1989. В 1990 году я работал в «АРСе» у Крутого целый год.

Но музыканты не захотели дальше работать. Алла Борисовна меня очень многому научила: как создавать песни, как писать. Я ей очень благодарен. Е.Д.: Действительно, она тебя научила?

К.К.:Да, она научила. Она отбирала программу при мне: «Так, это песня, это шлягер, это пойдет. Это, конечно, говно, но петь надо, народу понравится». Тогда к ней домой приходил такой мальчик Филипп Киркоров, болгарский друг, который говорил: «Крис Арьевич, мне очень нравятся песни. Можно я какие-нибудь буду петь?». Я говорю: