Елена Трухан - Зёрна. Публицистические и литературно-критические статьи

Писательница открыто заявляет, что до сих пор мы знакомы только с мирскими, подчас очень приземленными, объяснениями супружеского союза Достоевского и Исаевой. Но только христианский взгляд на таинство брака достоверно высвечивает взаимоотношения двух влюбленных сердец, только он может распахнуть перед поколениями XXI века новые горизонты в понимании жизни и творчества писателя.

На страницах исследования впервые говорится о невостребованности, нераскрытости православного аспекта в трактовке любви Достоевского и Исаевой. Хотя, по Никоновой, православно-христианский взгляд на «грозное чувство» и кузнецкое венчание изначально довлеет над всем:

«… среди волнений человеческой любви в сердце Достоевского не прекращалось высшее христианское чувство, образующее вокруг Марии Дмитриевны как бы «зону сострадания, милосердия, прозрачной нежности, участия».

Такая позиция не только придает особую ценность очерку, но и «реабилитирует» Исаеву как личность и, что особенно важно, делает кузнецкие дни романиста достоянием православной и общечеловеческой культуры, а не кратковременным и ничего не значащим эпизодом, ни в коем случае не очередной записью в «дон-жуанском списке».

Высшей точкой кузнецко-семипалатинского периода Любовь Никонова считает венчание Достоевского в Градо-Кузнецкой Одигитриевской церкви. «Всё разрешилось в храме» , – пишет она и четко поясняет, что именно скрыто за этими словами: благодетельный кризис, очищение, «христианское омовение» . Ведь Любовь, закрепленная таинством венчания, – своего рода отделение вечного от текущего, зёрен от плевел: «аффективное растворялось в христианском, земное очищалось небесным».

Согласно Никоновой, любовь писателя – многоуровневое и очень сложное чувство. Представляется оно через разные лики Любви, которые много сотен лет назад обозначил апостол Павел в Первом послании к Коринфянам:

«Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится…»

Любовь к Исаевой сделала писателя многоликим, т.к. сама была таковой: «зрелое чувство собрало в себе разные виды любви».

Линию этой могущественной движущей силы она определяет как крестный путь от алтаря до гроба. Все остальное – жизнь мирская.

«Если кузнецкое венчание (6 февраля 1857 года) явилось апофеозом первой любви Достоевского, „милосердствующей“, то его „верующая“ любовь достигла наивысшего выражения в первые часы после смерти Марии Дмитриевны (16 апреля 1864 года)».

Детально пересматривая все составляющие Любви Достоевского-христианина, автор, прежде всего, указывает на её спасительность. В своей спасительности она широка и всеохватна. Любовь литератора оберегает не только саму Исаеву, но распространяется и на её окружение: сына Пашу, первого супруга Александра Ивановича, даже на соперника по любви Вергунова. Ведь христианская Любовь – спасение и преображение духовное: её великая цель – «всеми средствами поддержать, спасти измученную, одинокую, недугующую душу» .

Но трагедия Достоевского в том, что сделать это он не успел. Мария Исаева – «натура, сожженная отчаянием» – еще до кузнецкого венчания прошла точку невозврата:

«Достоевский состоял в браке с женщиной, уже уходящей с земли, уже почти не присутствующей в этой жизни – ни душою, ни телом».

Предрешенность гибели « отчаявшегося существа» сыграла роковую роль в разрушении «грозного чувства» и несчастье первого брака. Он «отдавал себе отчет в обреченности Исаевой» , но «не представлял всей необратимости отчаяния, в котором несколько печальных лет провела его будущая жена», «не знал, как глубоко сидит в ней жало смерти» . В письме от 14 июля 1856 года Ф. М. Достоевский с горечью сообщает об этом своему сибирскому другу А. Е. Врангелю:

«Она (Исаева – Е.Т.) доживает, может быть, свою последнюю мысль…»

Чтобы глубже разобраться в чувствах и мыслях Достоевского, автор очерка обращает нас и к личности самого романиста, и к внутреннему миру его спутниц по жизни. Такой двусторонний подход, пожалуй, осуществляется впервые. Многие, как правило, ограничиваются представлением только позиции писателя, рисуя его в выгодном свете, например, на фоне инфернальной, страстной, экзальтированной и неверной особы – первой жены. Ценность же рассуждений Л. А. Никоновой кроется как раз в обозначении сразу двух полюсов.

В своей Любви Достоевский вел постоянную борьбу за Исаеву со смертью, но проиграл. В этом смысле стоит вспомнить рассказ «Кроткая», включенный Никоновой в личный список «драгоценных литературных произведений» . Здесь мы как раз наблюдаем развитие необратимого смертоносного процесса у обреченной на гибель героини. Сама же Любовь Алексеевна сравнивает Исаеву с другим литературным персонажем— Настасьей Филипповной Барашковой из романа «Идиот»:

«К моменту встречи со своим избавителем они уже сгорели в непосильной борьбе со злом, уже перешли грань, отделяющую жизнь от ее таинственного антипода».

В дневниковой записи 1864 года, которая родилась у гроба Марии Дмитриевны, писатель сверяет собственный опыт супружества с высшим идеалом, со Христом. Вслед за ним Л. А. Никонова измеряет уровень его семейного счастья мерой православного учения о жертвоприношении. Главная причина краха его первого брака видится ей в том, что « брачная жертва… была недостаточной». Это – великий грех, а значит – вечные страдания. Об этом нам говорит и Достоевский. «Дневниковая запись от 16 апреля 1864 года стала словом покаяния», – резюмирует Никонова, открывая тем самым неведомые тропы в прочтении романов Великого Пятикнижия. Она утверждает, что размышления о жертве у гроба жены соотносятся с главными православными таинствами – крещением, евхаристией и венчанием, в основе которых лежит именно жертвоприношение. По сути дневниковая запись Достоевского – это сверка «обетов венчания с их реальным воплощением в жизнь».

Второй брак Фёдора Михайловича, несмотря на «ряд поразительных совпадений» , повторов рассматривается как противоположность первого. Это – еще один шанс, дарованный провидением, но шанс, которым он воспользовался сполна:

«Этими повторами как бы подтверждалась неукоснительная воля Божия, ведшая Достоевского именно таким путем к торжеству христианского брака. Вновь повторились обряды, священнодействия и молитвы святого таинства, и вновь была принесена жертва Богу и друг другу. На этот раз это была полная жертва с обеих сторон».