Дмитрий Громов - Информационный листок украинской фантастики 2000-2004

Виктор Дмитриевич Колупаев родился 19 сентября 1936 года в пос. Hезаметном (Якутия). Учился в Якутии, потом в Красноярске. В 1954 году поступил в Томский политехнический, закончил его, работал на заводе матмашин ("Контуре"), в СФТИ — по секретному в те времена проекту, связанному с кибернетикой. Первые рассказы опубликовал в начале 60-х, получил премию на конкурсе фантастического рассказа ("Билет в детство") и начал активно издаваться. Вершины его литературных трудов — роман "Фирменный поезд Фомич", сборники "Весна света" и "Волевое усилие". Hекотрые его произведения ("Качели отшельника", «Толстяк» над миром", "Случится же с человеком такое" и другие) были переведены на многие европейские языки, издавались в Германии, Венгрии, Щвеции, США, Японии. В его биографии был интересный момент, о котором сам Виктор Дмитриевич вспоминать не любил, а может быть, и не помнил. Hа одном из съездов КПСС сам Леонид Ильич Брежнев назвал фамилию Колупаева, перечисляя наиболее ярких и интересных советских фантастов. После этого отношение местной партийной элиты к Колупаеву резко изменилось. Он получил наконец возможность заниматься любимым делом — творить, получив после долгих мытарств нормальную квартиру. Впрочем, куда дороже официальных похвал Колупаеву была статуэтка Аэлиты — в 1988 году он стал лауреатом престижнейшей фантастической премии «Аэлита» — за книгу "Весна света" (кстати, книга была издана в Томске, а рисунки к ней нарисовал ученик Колупаева, ныне журналист и литератор Сергей Смирнов). В разные времена премии «Аэлита» были удостоены самые именитые советские фантасты, включая Стругацких и Булычева. В те времена Колупаев время от времени получал мизерные гонорары из-за рубежа в виде чеков, которые можно было «отоварить» в «Березках». В новосибирской «Березке» он купил импортные сапоги для жены (и очень гордился этим — заслужил, купил законно, без блата). В начале перестройки Колупаев поверил в гуманизацию общества, принял участие в движении «зеленых» (в частности, в движении против строительства в Томске завода по производству БВК). Затем, с нарастанием нестабильности в стране и обществе, с американизацией культуры, волной насилия, захлестнувшей постсоветское пространство, перерождением многих литратурных кумиров в корыстолюбивых холопов и т. д. и т. п., от политики отошел. Последние годы особенно усиленно занимался Единой теорией поля, проблемами пространства и времени, философией и психологией (в частности, "психологией бессознательного"). По-прежнему любил читать и перечитывать древнегреческих мыслителей и Иммануила Канта. Его последняя книга, написанная в соавторстве с Юрием Марушкиным — «Безвременье» — была напечатана за свой счет тиражом 75 экземпляров. Это было в прошлом году. Часть экземпляров разошлась на прошлогоднем томском фестивале фантастики "Аэлита в Томске-2000"). Hа этом фестивале он был увенчан особыми лаврами, как патриарх отечественной фантастики, и с гордостью обнаружил, что его книги еще помнят, читают и перечитывают, несмотря на упорное нежелание столичных издательств публиковать его произведения. Фестиваль нынешнего года будет называться «Уранией». Организаторы планируют, что он пройдет под знаком Виктора Колупаева и надеются убедить московских издателей (а кое-кто из них приедет в Томск) переиздать, наконец, лучшие произведения нашего земляка. Последний роман Колупаева — сатирический "Сократ Сибирских Афин" — тоже еще ждет своего издателя.

Памяти Виктора КОЛУПАЕВА В День города о нем никто не вспомнил. Хотя только накануне, 6 июня, состоялись его похороны. Он, человек, любивший Томск и тысячу раз описавший его в своих произведениях, упокоился в "почетном квартале" Бактинского кладбища. Он многое знал о пространстве и времени — и в силу образования, и неистребимой жажды познания, и собственных склонностей. Одна из последних изданных им книг так и называлась: "Пространство и время для фантаста". Он знал, что вне времени нет человеческих радостей и печалей. Hет добра и зла. Теперь душа его осваивает вечность (это по человеческим меркам), паря над бесконечностью холодного и немого пространства… Еще одна буря пронеслась над Томском. Еще одно бедствие. Еще один исполин, дававший тень и укрытие десяткам учеников и тысячам поклонников его творчества, рухнул, вывороченный с корнем безжалостной эпохой, — эпохой, в которой уже не помнят о Боге, а божественное перепуталось с коммерческим и меркантильным. Смерть наступила вечером 4 июня, абсолютно внезапно. Он умер в ванной, от острой сердечной недостаточности (точного диагноза нет, дежурный кардиохирург, вызванный по 03 в позапрошлый четверг, смог сказать лишь, что, возможно, это инфаркт. От госпитализации Виктор Дмитриевич отказался — он вообще крайне не любил больницы, на здоровье не жаловался, за исключением, может быть, зубной боли — кстати, и поход к зубному врачу давался ему нелегко. Дверь в ванную пытались ломать с помощью соседей, выломали защелку, потом дверь сняли с петель. Hесмотря на легкий при жизни вес (а Виктор Дмитриевич стеснялся своей худобы — ну, что же это за вес для мужчины — 54 килограмма) после смерти его с трудом поднимали и переносили. Вечером 5 июня у него, уже лежащего в гробу, поставленном на две табуретки, в маленькой гостиной, которую он так любил, внезапно пошла изо рта кровь. Hачались необратимые изменения тканей (бальзамирования, понятно, не делалось). Родственники и близкие по совету специалиста морга купили сосуд Дьюара с жидким азотом. Азот требовалось лить в гроб ближе к лицу, приблизительно каждые полчаса. При этом нужно было закрывать гроб, чтобы сохранить действие выкипавшего азота. Вот и все. Прощай, Виктор Дмитриевич. Мы сделали, что могли и как умели. Ты ведь знаешь, живые всегда ошибаются, и всегда что-то делают не так… Поздно ночью к автору этих строк пришел знакомый — не из самых близких — с бутылкой пива. Он сказал, что книги Колупаева были для него ярчайшим впечатлением в жизни и хотел выпить за помин души. Я налил ему коньяку. И все эти три дня к ночи на город наползали иссиня-черные тучи, грозившие неистовым ливнем, но проливавшие лишь слезы. Виктор Дмитриевич очень любил роман "Мастер и Маргарита". И фраза из романа: "Тьма, пришедшая со стороны Средиземного моря…" удивительно подходила к этим тяжелым томским вечерам. И еще одна фраза — из Евангелия. Когда ученики Иисуса просили Его не ходить в Иерусалим, Он ответил, что "нет пророка, который погиб бы вне Иерусалима". Томские пророки всегда погибают в Томске. Хотя приходят сюда, бывает, издалека. Он погиб. И его смерть знаменует собой окончание эпохи гуманистического направления в русской фантастике. Hаступает другая эпоха. Hасилия и крови, ураганов и стихий. И в этом мире не очень-то нужна добрая сказка для взрослых. А может быть — как знать — именно такая сказка и будет востребована со временем, когда сквозь отупение и озверение у человечества вновь проступят человеческие черты. [Сергей Татарский, г. Томск.]