Михаил Салтыков-Щедрин - Статьи. Журнальная полемика

Стр. 56. «Русские ведомости» идут еще дальше Юматова… — Подразумевается передовая № 222 от 13 октября. В ней резко осуждались зачинщики скандала, которые, по мнению редакции, ничем не отличаются от ватаги подгулявших чернорабочих.

Стр. 57. Слово «патриот» в наше время очень скользкое и неопределенное. — Имеется в виду спекуляция реакционных кругов на слове «патриот». Под знаменем «патриотизма» выступали самые реакционные публицисты, в первую очередь Катков.

…во время Гоголя имело слово: «добродетельный человек». — Подразумеваются рассуждения Гоголя о «добродетельном человеке» в XI главе I тома «Мертвых душ» (см. прим. к стр. 27).

…давно ли Москва сомневалась не только в патриотизме всей петербургской литературы вообще, а даже в патриотизме и самого Петербурга? — Речь идет о нападках московской реакционной журналистики на «петербургскую атмосферу», способствующую развитию «нигилизма» (см., например, «Московские ведомости», 1863, статью Щебальского «Наши космополиты» в № 51, передовые №№ 181, 214 и др.).

…одна из газет… высказала мнение… — Имеется в виду статья «Нового времени», № 201 (см. выше, прим. к стр. 54).

Стр. 58…скандал у нас есть пока единственный двигатель мысли общественной и литературной. — Эти слова противники «Отечественных записок» пытались истолковать как оправдание «скандалов» (см. «Материалы для характеристики современной русской литературы», стр. 196). На самом деле речь шла об ином: «в стране, где нет полной свободы слова, где некоторая свобода слова дана только для опыта, и то избранным», не может быть, по мысли Салтыкова, серьезной литературно-общественной жизни. Она может проявляться лишь в формах, подобных смоленскому скандалу.

Стр. 59…начинают говорить о смертной казни. — См., например, передовую газеты «Москва» (1868, № 18 от 24 апреля), статью «Заграничная жизнь» («СПб. ведомости», 1868, № 172 от 26 июня).

…о необходимости новой кодификации свода законов. — См., например, передовую «СПб. ведомостей» (1868, № 262 от 25 сентября) о судебной реформе, о необходимости «радикальной кодификации нашего свода законов».

…о замыслах Наполеона на Пруссию… — См., например, «Москва», 1868, № 16 от 21 апреля.

Кой-где встретится заметка в газетах… — См., например, упоминания о волнениях в Рязанской губернии, о сборе недоимок, о продаже крестьянского скота («Биржевые ведомости», 1867, № 347 от 25 декабря).

Стр. 60…ведь не киргизские у нас степи… — Киргизская орда, киргизские степи, Ташкент — административный центр этого района — в конце 60-х годов были символом беспорядка, волнений, общественного неустройства. В письме «Из Псковской губернии» (см. выше) Скарятин обвинялся, в частности, в том, что он считает, будто Россия «похожа на Киргизскую орду». Ироническое замечание Салтыкова имеет, видимо, двоякий смысл: 1) мы даже на настоящий «скандал» не способны, нет оснований ожидать у нас серьезных волнений, 2) не так уж мы отличаемся от Киргизской орды, как кажется на первый взгляд. От второго толкования тянутся нити к «Господам ташкентцам».

Впервые: ОЗ, 1869, № 6, отд. «Совр. обозрение», стр. 127–159 (вып. в свет — 5 июня). Без подписи. Авторство Салтыкова указано, без аргументации, А. В. Мезьер («Русская словесность с XI по XIX столетие включ.», ч. II, СПб. 1902, стр. 74), подтверждено на основании письма Салтыкова к Н. А. Некрасову от 22 мая 1869 г. В. Е. Евгеньевым-Maксимовым («Печать и революция», 1927, кн. 4, стр. 58).

Статья представляет собой одно из значительных выступлений Салтыкова в защиту революционной молодежи от так называемой «антинигилистической» критики; была отмечена цензурой в годовом обзоре как «предосудительная» и как характеризующая направление «Отечественных записок» (ЛН, т. 51–52, М. 1949, стр. 360–362).

Так как изображение «нового человека» — Марка Волохова — в романе Гончарова «Обрыв», по существу, смыкалось с тем представлением о революционерах, которое насаждала «антинигилистическая» литература, Салтыков посвятил свою статью преимущественно этой теме. В письме к Некрасову 22 мая 1869 г. Салтыков сообщал, что написал статью «по поводу «Обрыва», то есть не касаясь собственно романа, а философии Гончарова».

Речь в статье идет о трех основных проблемах, решение которых объясняет салтыковскую оценку произведения Гончарова: 1) об отношении творчества писателя к его мировоззрению, 2) об отношении общества к прогрессу, в частности — к развитию передовой философской и естественнонаучной мысли, 3) о роли крупнейших литераторов 40-х годов в современном общественном движении.

Салтыков восстает против «ходячего учения» о будто бы индифферентной по отношению к миросозерцанию силе художественности: «…интерес беллетристического произведения, при равных художественных силах, всегда пропорционален степени умственного развития автора». «Литература и пропаганда — одно и то же». В неясности идейной позиции, в «добросовестном заблуждении» видит Салтыков главную причину творческой неудачи Гончарова. Не будучи глубоким мыслителем, Гончаров, по мнению критика, в прежних своих произведениях сохранял необходимый такт, позволявший ему, талантливому художнику, оставаться в рамках «преданий сороковых годов». Автору «Обрыва» изменил этот такт, его вторжение в область философии оказалось несостоятельным. Его Волохов — воплощение примитивного «бытового нигилизма» — преподносится читателю как некий «доктринодержатель», идеолог передовой молодежи.

Эволюция Гончарова, по мнению Салтыкова, отражает определенную закономерность в творческой судьбе ряда выдающихся литераторов 40-х годов: «решившись знакомить публику с своим миросозерцанием, все известнейшие русские беллетристы высказали взгляды совершенно однородные, все стали на сторону уличной морали, на сторону заповеданного, общепринятого и установившегося, против сомневающегося, неудовлетворенного и ищущего» (имеются в виду, очевидно, прежде всего Писемский, автор «Взбаламученного моря», отчасти Тургенев, Достоевский и теперь — Гончаров). Высоко оценивая историческую роль людей 40-х годов, вождем которых был Белинский, Салтыков, сам представитель этой славной плеяды русских литераторов, зовет их продолжить начатое великое дело в новых исторических условиях. Салтыков с горечью отмечает, что у большинства деятелей 40-х годов на такой подвиг не хватило ни подготовки, ни решимости, но что именно так «поступили бы те знаменитые покойники» (то есть Белинский и Грановский).

Салтыков не упоминает об авторском предисловии к роману «Обрыв», хотя оно могло бы служить подтверждением его мысли о серьезных переменах, происшедших в сознании писателя. Гончаров признавался, что в первоначальном замысле «Обрыва», относящемся к середине 50-х годов, образ Марка Волохова-нигилиста отсутствовал, что его появление связано с более поздним временем («Вестник Европы», 1869, кн. 1, стр. 5–6).