Журнал «Если» - Журнал «Если» 2010 № 5

Наконец жрец опустил на лед все шесть ног и обратился к внутреннему кружку.

— Взбивающие, — нараспев провозгласил он, — вершите ваше святое дело. Изгоните богоданные жизненные пузыри из усопшего. Хорошо бейте и взбивайте его, дабы он мог скоро всплыть навстречу Великому богу вод. Да поднимется покойный над злобами мира сего и над коварным присутствием бога льда.

— Наконец-то! — шепнул К'чир. — А я уже думал, что Харшкет никогда не заткнется..

Образовывавшие внутренний кружок простучали ногами, торжественно приближаясь к трупу. Все они подняли две передние ноги над телом и по приказному скрипу жреца обрушили их на покойного учителя Четвертой, принявшись молотить его.

Цепочка пузырьков выкатилась изо рта учителя и собралась в углублении на льду. Новые пузырьки — крошечные, но многочисленные — посыпались с шерсти на ногах, покрывая лед и приглушая посвистывания.

Свистоскрипя уже равномерно, Джерик взирал на взбивание. Можно было только удивляться тому, как мало жизненных пузырьков оставалось у учителя — все-таки он был уже очень стар. Жизненная сила определялась контактом со льдом, а он зависел от запаса пузырей. Струйка течения донесла до Джерика вкус трупа — жуткий вкус смерти. Джерик с отвращением выплюнул воду.

Жрец коротко скрипнул, и взбивающие-на-небо разом отступили, предавая ставшее более легким без пузырьков тело воле потока. Вокруг воцарилась почтительная тишина — если не считать скорбных поскрипываний и постоянного, доносившегося ото льда шороха. Свисты давали Джерику понять, сколько народу было недовольно скрежетанием и стонами внизу. Впрочем, было ясно и то, что К'чир никакого раздражения не испытывал — его волновало предвкушение события, способного нарушить постоянную скуку.

Мастер Четвертой начал подниматься — очень спокойно и неторопливо.

Свистоскрипнув в знак уважения, Джерик принялся следить за подъемом тела, неторопливо поворачивавшегося в крутившем его потоке. А потом вздохнул с облегчением, так как вкус смерти рассеялся.

Затем он присоединил свой голос к стене звуков, которыми весь народ провожал усопшего на небо. Тело неспешно поднималось вверх, отзвуки скрипов становились все тише и наконец смолкли совсем, когда от учителя Четвертой на льду осталась только тонкая лужица воздуха, в которую слились все жизненные пузыри покойного.

— Ну, закончили наконец, — шепнул сзади К'чир.

— Не совсем, — возразил Джерик.

Кружок скорбящих сошелся теснее вокруг лужицы воздуха. И в порядке старшинства, начиная с Верховного жреца Харшкета, они принялись валяться в ней, захватывая мелкие пузырьки мехом ног. Лужица сокращалась, и когда пришел черед К'чира, воздуха не осталось совсем.

Джерик усмехнулся.

— Как плохо, К'чир, — проговорил он. — Вот была бы потеха, если бы ты сумел воспользоваться частью сущности твоего учителя — при том, как ты ненавидел его.

— Ни в какую сущность я не верю, — произнес К'чир. Отворачиваясь от исчезнувшей лужицы, он недовольно пристукнул ногой. — Этот воздух был пропитан моим учителем. Проживу и без него. — Он весело скрипнул: — Да, это воздух. Животворящий воздух, конечно, но не более того.

— Это дар бога, — возразил Джерик.

— Да ну тебя! — буркнул К'чир. — Не верю я ни в каких богов.

Джерик вздрогнул. Он тоже не верил, во всяком случае не находил в себе никакой веры, но говорить такое вслух было неразумно.

— Пойдем отсюда, — предложил К'чир. Вместе с Джериком они собрались скользнуть в сторону, однако Верховный жрец поднял вверх две ноги.

— К'чир, прошу тебя подождать, пока разойдутся все остальные, — в голосе жреца, несмотря на любезность, слышались грозные нотки. — Я хочу поговорить с тобой.

К'чир остановился, но Джерик насколько возможно тихо и плавно продолжил движение.

— И ты тоже, — рявкнул жрец. — Джерик, стой, клянусь запахом твоей плоти.

Джерик замер на месте.

— Да, господин?

— Стой!

— Да, господин. — Джерик скользнул назад к Харшкету и, полный тревоги, вместе с К'чиром принялся ждать, пока удалятся скрипы народа.

Затем Харшкет без каких-либо предисловий спросил:

— К'чир, ведом ли тебе Шестеричный путь?

— Конечно. Каждый ученик Первой школы узнает его сразу, как только…

— Произнеси его требования, — потребовал Харшкет.

— Зачем?

— Слушаю тебя. Живо!

Джерик услышал, как К'чир недоуменно притопнул ногой.

— Хорошо, — произнес К'чир голосом, в котором вежливость мешалась с недовольством. — Жителям Колышущейся стены надлежит соблюдать повиновение…

Как велит закон, он притопнул о лед ногой.

— Верность… — Он топнул правой передней ногой. — Честность… Знание… Мудрость.

Называя каждое качество, он по очереди притоптывал следующей ногой.

— И праведность, — завершил он, топая шестой ногой.

— И ты считаешь себя образцом этих священных качеств? — спросил Харшкет.

К'чир промолчал.

— Судя по твоим речам, которые кроме меня слышали многие из народа, — продолжил Харшкет, — я бы сказал, что тебе изрядно не хватает праведности, высшего из качеств.

— Ну, не могу назвать себя таким уж убежденным верующим, — ответил К'чир. Джерик отметил, что друг его проявляет, пожалуй, не слишком-то свойственную ему нерешительность.

— Не можешь? — Харшкет воздел вверх две ноги и скрипнул глухим старческим голосом: — Неужели ты не способен видеть ту сладостную манну, которую посылает с небес наш добрый и всемогущий бог?

— Но, может быть… — пробормотал К'чир голосом острожным и даже испуганным. — Но, может быть, эта самая манна — просто разложившиеся останки наших покойников.

— Какая чепуха!

Возмущения потока доносили до Джерика гнев Харшкета — и вдруг бурление улеглось.

— И кто же, К'чир, по-твоему, делает это? — проговорил Харшкет с интонацией учителя философии, которым по сути дела и являлся.

— Тот же, кто посылает вниз вот их, — проговорил К'чир, скрипнув в сторону цепочки серных пузырьков, спускавшихся с высоты. — Зачем вообще богу посылать нам эти вонючие, несъедобные пузыри, обжигающие наши тела?

— Чтобы проверить нашу веру, конечно же! Тебе это известно, — проговорил Харшкет, как на занятии с малыми детьми.

Джерик чуть шевельнул мандибулой, выражая легкую и непередаваемую скрипом усмешку. Конечно, старику Харшкету кажется, что все вокруг дети.

— Ты учишься в Четвертой школе, школе коллективной философии, — усталым тоном продолжил Харшкет. — Коллективной! И какой пример ты подаешь своему юному другу, который, насколько я помню, учится только в Третьей школе, школе дедуктивной философии?

— Думаю, господин, что хороший. Во всяком случае, я стараюсь делать это.

— Тогда ты ущербен еще в одном качестве — в мудрости.