Журнал «Если» - «Если», 2010 № 04

— На чем приезжаете?

— Ну… Ни на чем, а просто еду да и все. Я ведь знаю, что у меня спектакль в такой-то день. Не могу же я не прийти на спектакль. Что тут непонятного?

— А вот сейчас вы сможете на глазах у всех телезрителей поехать к себе в Падую? — загадала загадку лукавая корреспондентка.

— Прямо сейчас? — озаботился Ричард.

— Да, вот прямо сейчас! В прямом эфире! — задорно вскричала теледива, строя из себя девочку.

— Нет. Сейчас, извините, никак не смогу. У меня скоро выход.

— Ах, действительно! — рассмеялась корреспондентка живо и как-то слишком непринужденно. И обернулась к объективу телекамеры. — Мы разговариваем с актером Ричардом Бёрбеджем в его гримерной. На сцене уже начался спектакль "Война и любовь" по пьесе величайшего драматурга Вильяма Шекспира "Укрощение строптивой". Действие этой пьесы, как помнят телезрители, происходит в итальянском городе Падуе и недалеко от него, в загородном доме, как раз там, куда переселился и наш соотечественник Ричард Бёрбедж. Он выбрал свежий воздух, чистую воду, здоровую пищу! Ему можно только позавидовать!.. — Девица обратилась к Ричарду, и телекамера взяла крупным планом невыразительное, помятое лицо актера. — Но после того как вы отыграете вашу ответственную роль, Ричард, куда вы пойдете?

— Домой, — ответил Ричард без запинки.

— Домой… — повторила корреспондентка. — Куда? В Линкольн или в Падую?

— Конечно, в Падую. Я вошел в образ, понимаете, и трудно из него выходить. Откровенно говоря, мне уже давно надоело выходить из образов. Иногда так вживешься, что весь в роли. А тут как раз сезон подходит к концу — и спектакль, как назло, с репертуара снимают. А на другой опять все сначала: новые спектакли, новые роли… Быть актером очень трудно. Зверская работа.

— Да… — протянула понимающе корреспондентка, почему-то прищуриваясь. — У актеров работа нелегкая.

— А тут я решил: останусь в образе, раз мне этого хочется! Была не была! А если на следующий сезон "Укрощение строптивой" снимут, то и я больше в театре работать не буду. Обойдутся без меня.

— Без вас? Что вы, Ричард! Наш город не представляет театра без вас! — неискренне вскричала корреспондентка.

— Впервые слышу, — сострил Ричард. — Сколько работаю, такого мне еще никто не говорил. Один раз как-то ко мне подошла зрительница и сказала, что ей нравится, как я играю Хромого Тигла. Тогда ставили сказку про разбойников. Давно это, правда, было, в молодости.

— Но если не актером, то кем же вы будете? — спросила корреспондентка.

— Так я уже портной! Отличная работа!

— Но где же вы будете жить? Где вы вообще будете? — закричала корреспондентка.

— Не на улице, — тихо ответил Ричард, мастерски "сажая сцену". — В Падуе у меня отличный дом. Я же вам уже все рассказал.

И тут миссис Романофф вдруг осознала, что диалог корреспондентки с ее актером Ричардом Бёрбеджем не записан на пленку, а ведется прямо отсюда же, из ее театра! Она швырнула в пепельницу сигарету, помчалась на актерскую половину и — о, ужас! Она увидела, что возле гримуборной Бёрбеджа столпился театральный народ, внутри пылает яркий свет, а по полу тянутся телевизионные кабели! Репортаж шел действительно из театра!

Миссис Романофф не сдержала бег. Она ринулась к толпе, прорвалась в уборную — и перед ней открылась любезничающая парочка, два голубка. Ричард сидел на своем месте, в кресле перед зеркалом, а журналисточка примостилась сбоку, под самым юпитером, и то и дело взглядывала на себя в зеркальный разлет, чтобы оценить, как она смотрится.

— С семьей тут полный порядок, — говорил Ричард. — Я им уже натаскал из Падуи золотых нитей, цепей, бриллиантов, разных камней столько, что им до конца жизни хватит. Конечно, скучаю по внукам, но, знаете, Падуя мне теперь всего дороже. Я не хочу оттуда уезжать. Мне там нравится. Это мой выбор.

— Но позволите один неделикатный вопрос? — спросила корреспондентка, глядя на себя в трельяж несколько загадочно.

— Спрашивайте, что хотите, — непринужденно отвечал Ричард.

— Вы сказали, что принесли немало драгоценностей оттуда:.. Из Падуи, я имею в виду. Там что, много… всего такого? — и корреспондентка рассмеялась.

— Я же работаю с драгоценностями, — ответил Ричард Бёрбедж, падуанский портной. — В то время платья были не из одной материи, пуговиц и молний, как у нас. Их надо расшивать камнями, золотыми нитями, цепями. Это очень нелегкая работа. Мы же шьем платья вручную, машинок еще нет. Зингеровскую изобретут, дай бог, в девятнадцатом веке. Мы работаем иглами. Камни идут вот так — по корсажу, по лифу, вниз по куполу… ну, по юбке по-нашему, и, наконец, по подолу вкруговую. Обшиты камнями и золотом обязательно и мужские костюмы. Обязательно! Ни один порядочный человек, независимо от возраста и звания, не посмеет показаться людям на глаза в платье, не отделанном камнями. В дело идут рубин, сердолик, хризопраз, гелиотроп, сардер, моховик, сапфирин, ну и разумеется, агат, оникс… В общем, кремни, халцедоны. Бриллианты, алмазы, естественно… Это моя работа!

— Ваш рассказ столь необычен, Ричард! — сказала корреспондентка, сраженная простотой и непосредственностью актера.

И вдруг ей пришла в голову озорная идея.

— А вы позволите, Ричард, нашей съемочной группе заснять вас в тот момент, когда вы будете уходить домой в Падую? После спектакля? Это будет так интересно!

— Ну, если вам интересно, пожалуйста! — отвечал, рассмеявшись, обрюзгший актер, которому до пенсии надо было трудиться еще шесть лет. — Только я сам не знаю, как это выглядит со стороны и что в этом интересного. Я в образе — вот и все! Вы лучше покажите наш спектакль. Актер интересен только на сцене. А после спектакля до него никому нет дела.

И эта серость, эта посредственность еще смела посягать на афоризмы! Миссис Романофф вырвалась из толпы и побежала в мужскую костюмерную.

— Рич Бёрбедж возвращает вам костюм после спектакля? — вопросила она костюмершу миссис Энджи. — Возвращает, я спрашиваю, Рич тебе костюм после спектакля, дрянь? — завопила сквозь стиснутые зубы режиссер, слету поняв ответ костюмерши, — той нечего было ответить. — Ты уволена! Уволена, дрянь!

И миссис Романофф полетела к себе в кабинет.

С этой-то минуты в театре и поднялся переполох. Известие об увольнении старухи Лоры Энджи разошлось за кулисами тотчас. Но миссис Романофф еще не докончила начатого. Она вылетела из кабинета и помчалась в реквизиторскую.

— Ты принимаешь от Бёрбеджа реквизит после спектакля? — вопросила она реквизиторшу Мэлли Скотт.

— А у мистера Рича нет никакого реквизита, — отвечала бойкая женщина, привыкшая иметь дело со всякой мелочевкой.

— А кольцо? А эти… как их?..

— Никаких колец у мистера Рича нет. Я разве не знаю, у кого что есть? Ничего у мистера Бёрбеджа нет и не было с первого спектакля! Рич — портной! Он выходит с платьем для Катарины — какие там кольца, господи помилуй!