Андрей Немзер - «Красное Колесо» Александра Солженицына: Опыт прочтения

Ограничусь лишь двумя тезисами общего характер – оба будут не раз конкретизироваться и уточняться в дальнейшем. Во-первых, читая «Красное Колесо», в равной мере важно все время помнить и об «отдельности» и «особости» каждого из четырех Узлов (имею в виду не только и не столько самоочевидное различие «исторического материала», но изменения художественного языка, жанровые модификации, сказывающиеся на колеблющемся балансе «личного» и «исторического», а потому – на сюжетосложении и композиции), и о смысловом единстве целого, общей перспективе повествованья, его художественной завершенности. Последнему вовсе не противоречит изменение первоначального авторского замысла – остановка рассказа о русской революции на «Апреле Семнадцатого». Эта проблема подробно рассматривается в IV и V главах предлежащей книги.

Во-вторых, Солженицын твердо убежден, что революция разрушает не один государственный строй, но истинный миропорядок. Это бунт против Бога; главная цель революции – низвержение и унижение свободного человека, созданного по образу и подобию Божьему. Все остальное – сокрушение государства, хозяйства, общества, культуры – промежуточные этапы на пути к полному порабощению человека, уничтожению личности как таковой. Революция вершится людьми, забывшими Бога (и потому не ведающими, что творят, какую участь себе же выковывают), но и противостоят революции тоже люди. Те, в ком живы нравственные начала, те, кто угадывает свое назначение, те, кто, оставаясь на своем месте, хранят верность долгу и высшим заветам. Борьба добра и зла идет не только в политической сфере, но и – прежде того – в человеческих сердцах. Завораживающе подробно реконструируя историческую реальность 1914–1917 годов и вписывая в нее многочисленные линии «личных» – вымышленных – сюжетов, Солженицын выстраивал единую книгу, ищущую ответы на три теснейшим образом связанных мучительных вопроса:

Почему революция победила Россию?

Что значила победа революции для нашей страны и всего мира?

Сумеем ли мы (или наши дети и внуки) остановить всесокрушающий безжалостный раскат Красного Колеса?

Дабы ответить на эти вопросы, дабы обрести вновь историю и Россию, дабы наметить путь в будущее (а об этом Солженицын думал всю жизнь), надо, не игнорируя сферу политической истории вовсе, над ней возвыситься. Что и происходит в «Красном Колесе», где человеческие истории постоянно сопрягаются с историей человечества, ибо разыгрываются в едином – не нами созданном – мире.

Мне кажется, что важными ориентирами при чтении «Красного Колеса» могут послужить два небольших фрагмента этого повествованья. В одном речь идет об истории как органической части истинной жизни, в другом – о самой жизни, которая никогда не может вполне подчиниться сколь угодно остервенелому злу.

История растёт как дерево живое. И разум для неё топор, разумом вы её не вырастите. Или, если хотите, история – река, у неё свои законы течений, поворотов, завихрений. Но приходят умники и говорят, что она – загнивающий пруд, и надо перепустить её в другую, лучшую, яму, только правильно выбрать место, где канаву прокопать. Но реку, но струю прервать нельзя, её только на вершок разорви – уже нет струи. А нам предлагают рвать её на тысячу саженей. Связь поколений, учреждений, традиций, обычаев – это и есть связь струи.

Так наставляет отправляющихся на войну юношей «звездочет» Варсонофьев, чей голос здесь сливается с авторским. А вот о чем думают один из этих юношей (Саня Лаженицын) и десять дней назад впервые встреченная им девушка (Ксенья Томчак), сразу поверившие, что они – суженые. Так счастливо и полно поверившие, что их мысли (или речи?) нельзя разделить. Как и отделить от сплавившихся воедино голосов персонажей (чьи прототипы – родители автора) объемлющий их голос самого Солженицына:

Война, – но от любви, от веры в продолжение нашей жизни – такая крепость!

Есть ли что-нибудь на свете сильнее – линии жизни, просто жизни, как она сцепляется и вяжется от предков к потомкам?

Многие положения этой книги оформились в ходе подготовки и чтения спецкурса о творчестве Солженицына в Тартуском университете (2001) и общих историко-литературных курсов в Российской академии театрального искусства (ГИТИС) и в Государственном университете – Высшей школе экономики (отделение политической и деловой журналистики). Некоторые разработанные в книге темы легли в основу докладов, прочитанных на Международной конференции к 90-летию А. И. Солженицына «Путь А. И. Солженицына в контексте большого времени» (Москва, 2008), Лотмановском семинаре (Тарту, 2009), Международном коллоквиуме «Наш современник Александр Солженицын» (Париж, 2009). Я признателен всем коллегам и студентам, что слушали мои лекции и доклады, задавали вопросы, участвовали в обсуждениях.

Моя книга не была бы написана, если бы на протяжении долгих лет мне не довелось разговаривать о Солженицыне (конечно, не только о «Красном Колесе», но и о других его сочинениях, его судьбе, его миссии, его месте в истории России и русской литературы) с очень разными людьми. В первую очередь, с моими родителями – Лидией Петровной Соболевой (1924–1998) и Семеном Ароновичем Немзером (1923–2007). От них я узнал о том, что есть такой писатель; они предложили то ли восьми-, то ли девятилетнему мальчику прочитать рассказ «Захар-Калита» («Ведь тебе интересна история?») ; с ними быстро, страницы передавая (а как иначе?) читал самиздатскую машинопись романа «В круге первом»; с ними переживал ужас от высылки Солженицына и вырезал из газет лживые заметки, клеймящие «литературного власовца» (сходный комплект вырезок отец собрал о «деле Пастернака»; сохранились оба); с ними слушал по «Немецкой волне» сквозь треск глушилок главы «Архипелага…»; с ними (особенно подолгу с мамой) обсуждал уже в другую эпоху «Красное Колесо».

Я сердечно благодарен другим моим собеседникам (иногда – резким и въедливым оппонентам), давним и недавним, утратившим всякую со мной связь и сохранившим по сей день добрые отношения, ушедшим – А. Л. Агееву, Б. И. Берману, С. И. Липкину, А. А. Носову, А. М. Пескову, – и здравствующим – П. М. Алешковскому, А. Н. Архангельскому, Е. Г. Бальзамо (Орловской), Л. В. Бахнову, М. В. Безродному, В. М. Белоусовой, С. Г. Боровикову, А. М. Гладковой, М. В. и А. Б. Голубовским, Г. Н. Гордеевой, А. В. Дмитриеву, А. Л. Зорину, Н. Н. Зубкову, A. А. Ильину-Томичу, В. Я. Калныньшу, И. М. Каминскому, Е. А. Кантор, Т. Ю. Кибирову, Л. Н. Киселевой (кроме прочего, по ее настоятельной инициативе в 2001 году я читал спецкурс о Солженицыне в Тартуском университете), М. А. Колерову, С. П. Костырко, Р. Г. Лейбову, О. А. Лекманову, И. А. Лепихову, И. В. Машковской, Г. И. Медведевой, В. К. Мершавко, Г. Л. Миксон (в ее киевской квартире выпало читать «В круге первом»), B. А. Мильчиной, А. А. Немзер, Ж. Нива, А. Л. Осповату, Н. Г. Охотину (благодаря которому я познакомился с двухтомным «Августом Четырнадцатого» и «Октябрем Шестнадцатого»), Б. Н. Пастернаку, Е. Н. Пенской, Л. Л. Пильд, А. А. Поливановой-Баранович, К. М. Поливанову, В. Ю. Потапову, О. А. Проскурину, Н. А. Рагозиной, К. Ю. Рогову, А. И. Слаповскому, Л. И. Соболеву, М. Ю. Соколову, Н. П. Соколову, Е. Н. Солнцевой, И. З. Сурат, Р. Темпесту, Т. Л. Тимаковой, Е. В. Харитоновой, М. О. Чудаковой, C. И. Чупринину, Е. А. Шкловскому, Е. Я. и А. Д. Шмелевым, Д. В. Шушарину, Т. Н. Эйдельман.