Журнал «Если» - «Если» 2010 № 09

- Отведай, Олег, нашей пищи, - сказала Таис. - Вот мясо, вот яблоки, вот виноград. В этом кратере - родниковая вода. Вина нет, к сожалению...

- Давай-давай, навались, - по-своему поощрил астронома гауптштурмфюрер. - Сдается мне, этот олень еще утром ползал по лесу...

Олег опустился на диковинную табуретку, сделанную в виде цветка, взял с длинного, словно разрезанный вдоль керамический цилиндр, блюда истекающую жиром лопатку. Впился зубами. Олень? Вряд ли, он пробовал оленину, а здесь вкус странный - среднее между мясом и рыбой. Похожий вкус у лягушачьих лапок, но размеры... Наверняка немец пошутил - в своей манере - насчет оленя. Крупная рептилия? Значит, у нас тут и крупные рептилии водятся. А может, и гигантские?

Он здесь и сейчас. Осталось выяснить - зачем? Ох, и неглуп фашист Дитмар, ох, и неглуп. «Почему именно меня?» - хороший вопрос. Правильный. От него и надо плясать. Но сперва дождаться ночи - посмотреть на звезды. Что там у нас с прецессией?..

- А что здесь еще есть? - спросил Олег. - Ну, кроме вестибюля и этой... - неопределенное помавание рукой, - смотровой площадки?

- Немногое, - отозвался Дитмар. - Что-то вроде аппаратной. Хочешь взглянуть?

Олег встал.

- Веди.

Гауптштурмфюрер кивнул монаху и девушке, не проронившим за время трапезы ни слова, сунул за пояс плазмоган. В глазах Иоанна и Таис не было беспокойства, а лишь ожидание, словно им не терпелось остаться одним. Вот оно что: эти двое сами по себе, отдельно от немца и русского - людей далекой для них эпохи. Впрочем, не удивительно. Таис, похоже, античная эллинка. Иоанн - из времен раннего христианства. От двадцатого века, в котором родились и гауптштурмфюрер, и астроном, их отделяют многие столетия.

Они подошли к лифту. Втиснулись. Судя по ощущениям, на этот раз поехали вниз. В кабине, как успел заметить Олег, не было никаких кнопок. Видимо, лифт перемещался только между двумя этажами - нижним и верхним. Без вариантов.

- А ты, я смотрю, не слишком жалуешь Таис, - сказал Олег.

- Заметно? - проговорил Дитмар. - Пусть ее поп исповедует, меня на такое не купишь.

- А что так? -- поинтересовался астроном, подстраиваясь под развязный тон эсэсовца. - По-моему, все при ней...

- Она не помнит своей смерти.

Сказал, как отрезал. Как будто это что-то объясняет. Не на того нарвался, фашист. Евреи, они дотошные.

- А может, она боится вспоминать? - предположил Олег. - Ведь женщина же...

- Баба, - скривился Дитмар.

Олег лишь усмехнулся. Лифт замер в нижней точке, и они вновь очутились в вестибюле. Немец показал направо. Еще одна дверь. С таким же «дактилозамком», как и входная. Дитмар сказал: аппаратная. Он почувствовал, что волнуется, оглянулся на немца. У того во взгляде мелькнула насмешливая искорка, и Дитмар жестом предложил Олегу отворить самому. Понятно. Какой-то там сюрприз, и бывший гауптштурмфюрер о нем, разумеется, осведомлен. И чего-то от умного еврея-астронома ждет. Ладно, чай, и мы не лаптем щи хлебаем.

- Постой, Дитмар!

- Ну?

- Спросить хочу...

- Спрашивай. Только не начинай от Адама.

- Ты, когда воскрес, тоже ничего толком не понимал?

- Да, - кивнул фон Вернер. - Я уже докладывал: очнулся, ни черта не соображаю, весь в какой-то липкой дряни. Тарвел и воспользовался этим. Сначала накормил меня, обогрел, а потом заставил на себя работать. Я поначалу, как придурок, подчинялся, а потом вдруг вспомнил, что я не кто-нибудь, а чистокровный шваб барон Дитмар фон Вернер, гауптштурмфюрер отдельного горнострелкового батальона седьмой добровольческой дивизии СС «Принц Ойген». А как вспомнил, послал этого азиата к дьяволу. Он схватился было за свой топор, но мне достало и камня, чтобы проломить этому варвару тупую его...

- А с монахом было то же самое? - прервал Олег словоизлияния немца. - Я имею в виду, что Иоанн тоже начал соображать не раньше, чем вспомнил свою смерть. Верно?

- Молился без умолку. Пришлось взбодрить.

- И меня ты тоже бодрил, значит.

- Не без этого. Чтобы вспомнить, встряска нужна. Только не испугать, а разозлить. Теперь Йоган меня иначе как безбожником не кличет.

Олег вообразил, какие богохульства пришлось изрыгнуть немцу, дабы взбодрить средневекового монаха, - и улыбнулся.

- Смотри, Дитмар, что получается. Воспоминание о собственной смерти включает в наших организмах целую программу...

- Программу?

- Ах, да, о программировании и вычислительных машинах ты же ничего не знаешь. - Ага, сейчас мы твою баронско-швабскую спесь подсобьем. - Есть впечатление, что в наши организмы вшита некая последовательность команд, стартовый ключ к которой - воспоминание о гибели. После этого наступает ясность мышления, мобилизация физических сил и...

- И еще черт знает что, - угрюмо добавил немец.

- Это ты о чем?

- Скоро узнаешь, - заверил Дитмар фон Вернер. - Так мы заходим?

- Погоди. Еще одно наблюдение. О языках. Ты сказал - я понимаю все, что сказал ты, ты понимаешь все, что сказал я. Но это не совсем так... Иначе хазарское слово «хатуль» мы бы слышали как «кот», латинское «сигнус» - как лебедь.

- Верно, - согласился немец. - И к чему ты ведешь?

- Штука в том, что хатули - не коты, сигнусы - не лебеди, а сирены - не амфибии. Это нечто, чего в нашем мире никогда не было. И слово «программа» ты, несомненно, понял не в том смысле, который вложил в него я. Кто-то или что-то подбирает для нас подходящие названия незнакомых сущностей. С другой стороны, этот кто-то не слишком, похоже, разбирается в языковых тонкостях и переводит кое-какие идиомы дословно, впрочем, это еще предстоит как следует проверить. Кто-то или что-то следит за нами, Дитмар, а может быть, и управляет. И это мне не слишком нравится.

Мгновенная гримаса исказила спокойное лицо потомственного шваба, и Олег понял, что нащупал-таки болевую точку в несокрушимой броне истинного арийца.

- Насчет управляет, это мы еще посмотрим, - процедил сквозь зубы Дитмар фон Вернер. - Но ты молодец. Вместе мы сварим крепкую кашу, так ведь говорите вы, русские?.. Войдем же наконец.

Олег вложил руку в «замок», двери разошлись.

Находящееся посреди обширного круглого зала нечто более всего напоминало переплетение серых и сизых кишок, и оно пульсировало, сокращалось, вибрировало - жило какой-то сложной и непонятной жизнью... Жизнью ли? Он вгляделся: вся эта неаппетитная, скользкая на вид конструкция была навита на полупрозрачную колонну неизвестного материала и уходила ввысь, туда, где наверняка располагался рубиновый купол. И запах... Олег отчего-то ожидал запахов машинного масла, перегретой электроники, чего-то механического, знакомого. Ничего подобного. В помещении витал тонкий аромат... фиалок? Сирени? Чего-то определенно цветочного, и неуместный этот аромат вызывал сильнейший диссонанс с увиденным. Подумалось, что Кишечник - слово само выпрыгнуло, как чертик из табакерки - не иначе связан с доставившим их сюда Пищеводом. Значит, Пищевод - элемент жизнеобеспечения станции? Что же это может быть? Биотехнологии? Тогда ему в этом вовек не разобраться.