Журнал «Если» - «Если», 2010 № 09

Когда она швырнула в него ключами, он пригнулся, но левое ухо все же задело.

На какое-то время опять стало шумно. Белл поднял ключи и открыл дверь трейлера.

Лин схватилась за сумочку.

— Дай их сюда! — закричала она.

Белл не обратил на это никакого внимания.

На этот раз уехал он.

Нарезая круги, он потратил бензина на десять долларов. Он наслаждался этой растратой. Наслаждался поездкой. Разговаривал сам с собой.

Когда он все же вернулся, то увидел, как она дрожит, стоя на ступеньках.

Дверь захлопнулась, и она осталась на улице перед закрытым трейлером холодным осенним вечером.

Вновь угрызения совести.

Поездка не помогла.

Все-таки брак — сложное дело.

Млекопитающие щелкают.

Они сходятся, и иногда раздается щелчок. А иногда нет.

На следующий день после того, как Белл оставил Лин мерзнуть у трейлера, нечто вроде щелчка произошло между ним и Коулом.

Белл не мог объяснить, как именно это произошло. Стоя на крыше, он наблюдал за моржами — ластоногие волокли свои туши по мокрому асфальту.

Коул взобрался по лестнице и присоединился к нему. В вольере два самца с ревом бросились друг на друга и столкнулись.

Тот, что поменьше, отступил и ретировался в бассейн. Более крупный последовал за собратом. Скользнув в воду, он внезапно преобразился, словно превратившись в совершенно другое животное.

Люди молча наблюдали за питомцами, а потом Коул сказал просто:

— Черт возьми, — и улыбнулся.

Белл тоже улыбнулся, а Коул продолжал:

— Напомнило сцены с отцом из моего детства, — пояснил он. — Он был такой большой и упрямый. И мне почти никогда не удавалось уйти от наказания.

Белл поднял бровь.

— На редкость крутой парень, — продолжал Коул. — Колотил меня до тех пор, пока я не стал больше его, — он вновь улыбнулся так, будто являлся живым воплощением войны.

Белл не удивился, когда Коул достал серебряную фляжку и предложил глотнуть.

И Белл сделал глоток — всего один.

Но этого оказалось достаточно, чтобы после закрытия зоопарка они зашли в находившийся неподалеку бар. Белл не хотел возвращаться домой, к Лин, а Коул не торопился в свое реабилитационное учреждение — у него оставался еще час в запасе.

Сидя за стойкой, Белл зажег сигарету и вдруг понял, что рассказывает о Лин. Он рассказал Коулу все: о проблемах с деньгами, о ссоре.

Коул слушал, и в его глазах горели голубые огоньки. Внезапно он стал казаться пугающе мудрым.

Два пива спустя Белл обнаружил, что высказывает вслух то, в чем едва признавался даже себе самому:

— Лучше бы я остался холостым. Ох, как бы я этого хотел…

В бар вошла женщина, основательно наштукатуренная косметикой, стучавшая по полу квадратными каблуками. Коул подмигнул ей.

Женщина сказала что-то бармену и вышла.

Белл посмотрел ей вслед. Сквозь входную дверь заглянуло яркое заходящее солнце. Белл вздрогнул и — слишком поздно — прикрыл глаза. Моргая, ослепленный, он кое-как нащупал свое пиво.

В этой временной тьме Коул произнес:

— Я разбил вертолет, если тебе это интересно.

Белл снова моргнул. В темноте проявились глаза Коула, напоминающие два уголька.

— А?

— Я заметил, что ты ничего не спрашиваешь про мои руки. Как и про то, почему я оказался в тюрьме. Ты никогда никого не спрашиваешь. Это бросается в глаза. Ты никогда не спрашиваешь людей о том, как они попали на общественные работы. Просто поручаешь им всякое дерьмо и отмечаешь рабочие часы.

Белл, наверное, выглядел обеспокоенным. В темноте перед ним вращались фиолетовые круги.

— Нет, это здорово. Хорошо, что ты ведешь себя именно так. Ты позволяешь людям почувствовать себя нормальными. Но ты не спрашиваешь так, что становится очевидным, насколько сильно тебя интересует ответ. Поэтому я отвечаю. Я разбил вертолет.

Коул оказался прав. Белл хотел знать. Хотел очень сильно, но не осознавал этого раньше.

— Ну, хорошо, — сказал он, подбадривая своего собеседника.

На рассказ о Бразилии Коулу потребовалось пятнадцать минут.

Он был пилотом.

Сначала в армии, затем стал возить президента компании, продававшей замороженных кур, а после устроился в "Юнайтед эрлайнс", заключившую контракт с канадскими железнодорожниками. Он развозил инженеров по контрольным точкам и наслаждался этой работой для одиночек. Инженеры, как правило, попадались уставшие до смерти. И потому тихие.

А потом он разбил вертолет, принадлежавший компании. Такое могло случиться с каждым — накрылся хвостовой винт, и вращающийся вертолет с перепуганными пассажирами пришлось опускать с высоты двух с половиной километров. В последнюю секунду машина перевернулась на бок, винт раскололся и разорвал топливный бак.

Обошлось без жертв. Единственным, кто получил серьезные травмы, оказался сам Коул, остававшийся в кабине до тех пор, пока все три пассажира не выбрались и не отбежали на безопасное расстояние. Ожоги покрыли двадцать пять процентов его тела, так и появились шрамы на левой руке.

Белл собрался задать вопрос, но Коул его опередил:

— Правая рука — это другое. Позднее.

В "Юнайтед эрлайнс" его подвига не оценили, и потому лечение вконец разорило Коула. Он едва смог позволить себе операцию, давшую ему возможность использовать руки. О косметике речь уже не шла.

И поэтому он начал сливать топливо. Можно делать неплохие деньги, продавая авиатопливо на черном рынке за полцены.

Бизнес этот, впрочем, рискованный. Коула кто-то заложил, и федералы выдали ордер на его арест,

Они связались с ним во время полета. Это произошло в Вирджинии, рядом с побережьем — он как раз летел в Ричмонд за пассажиром. Ему приказали приземлиться в аэропорту Ричмонда, но вместо этого Коул полетел к морю. Неужели они и правда думали, что он такой идиот? Идиот до такой степени, что позволит поймать себя с подсудным количеством вертолетного топлива.

Коул долетел до моря. Вернее, влетел в море. Если уж он им так нужен, федералам придется попотеть.

Белл, наверное, посмотрел на его правую руку.

— Бак взорвался, когда я врезался в волны, — сказал Коул, попивая пиво. — Вода загорелась. Мне оставалось либо барахтаться в горящем топливе, либо вырастить жабры. Мне тогда было двадцать семь. Дали девять лет.

Белл начал подсчитывать возраст, но Коул снова его опередил:

— О, с тех пор я там стал частым гостем. В основном за нападение. В последний раз — за драку в баре. Парень лишился глаза, и судья добавила мне срок — эти женщины-судьи, они хуже всех. Она сказала, что когда-нибудь мой гнев сожжет меня изнутри, — Коул вновь улыбнулся своей зловещей улыбкой. — Но этого ведь уже не изменишь, не так ли? И кроме того, — добавил он, сделав хороший глоток, — не все, что горит, сгорает дотла.