Оноре Бальзак - Напутствие животным, стремящимся к почестям

— Нужно посмотреть, нужно подождать, — говорили все.

Господин Сальтейнбек, бельгийский ученый, сел в почтовую карету. Господин Фос-Ман-Беттен, голландский ученый, знаменитый Фабрициус Гобтусселл уже ехали смотреть на прославленную зебру, точно так же, как сэр Фэрнайт. Пылкий юноша, сторонник учения о зоологическом единстве, работал над докладом, выводы которого были убийственными для формулировок барона Серсо.

Уже и среди ботаников образовалась партия, которая стояла за единство растений. Знаменитый профессор де Кандоль и не менее знаменитый де Мирбель под влиянием смелых исследований господина Дютроше еще колебались (просто из снисхождения) в пользу авторитетности барона Серсо. Мнение об единообразии объектов ботаники и объектов зоологии завоевывало все новые позиции. Серсо убедил министра посетить зебру. Я уже ступал так, как того хотели мои хозяева. Шарлатан приделал мне коровий хвост, а желтые и черные полоски сделали меня совершенно похожим на будку австрийского часового.

— Удивительно, — сказал министр, видя, что я шагаю сначала обеими левыми ногами, а затем обеими правыми.

— Удивительно, — сказал академик, — но в конце концов объяснимо.

— Не знаю, — сказал любезный министр, бывший когда-то оратором, известным своей резкостью, — как можно умозаключать от различия к единству.

— Если проявить упорство... — остроумно заметил Мармус, не высказываясь по существу.

Министр, сторонник безусловных взглядов, чувствовал необходимость дать отпор пагубным идеям и рассмеялся, услыхав эту шуточку.

— Вероятно, — сказал он, взяв Мармуса под руку, — этой зебре, привыкшей к температуре Центральной Африки, трудно жить на улице Турнон...

Услыхав такой жестокий приговор, я настолько огорчился, что зашагал своей обычной поступью.

— Пусть живет, сколько хватит сил, — сказал мой хозяин, испуганный моей сознательной оппозиционностью, — ведь я получил приглашение прочесть курс в Атенеуме, и этот курс я довел до...

— Вы — человек умный и скоро найдете слушателей для вашего прекрасного курса сравнительного изучения инстинктов, который, заметьте, не должен противоречить доктринам барона Серсо. Не прославитесь ли вы в сто раз больше, если ваши идеи изложит его ученик?

— У меня есть, — сказал тогда барон Серсо, — ученик, человек очень умный. Он изумительно повторяет то, что ему преподают! Эту разновидность писателей мы называем популяризаторами...

— А мы называем их «попугаями», — сказал журналист.

— Эти люди оказывают огромную услугу науке. Они излагают научные системы и делают их понятными для невежд.

— Они сами недалеко ушли от невежд, — ответил журналист.

— Мой ученик с большим удовольствием пройдет теорию сравнительного изучения инстинктов, координирует ее со сравнительной анатомией и геологией, ибо в науке все связано одно с другим.

— Итак, заключим союз, — сказал Мармус, пожимая руку барона Серсо и заверяя его в том, что ему, Мармусу, доставила величайшее удовольствие встреча с величайшим, знаменитейшим естествоиспытателем.

Министр обещал тогда знаменитому Мармусу, который успел получить орден Почетного легиона, крупную сумму из фондов, предназначенных для поощрения наук, искусств и литературы. Географическое общество, идя по стопам правительства, назначило Мармусу премию в тысячу франков за путешествие к Лунным горам. По совету своего друга, журналиста, мой хозяин составлял доклад о своем путешествии, использовав труды своих предшественников. Он был принят в члены Географического общества.

Журналист, назначенный помощником библиотекаря Зоологического сада, поднял яростную травлю против великого философа, его стали признавать мечтателем, врагом ученых, опасным пантеистом, над его учением смеялись.

Все это происходило во время политических бурь, в самые беспокойные годы Июльской революции. Мармус немедленно употребил премию и выданное министерством пособие на покупку дома в Париже. Путешественник был представлен ко двору, где удовольствовался тем, что слушал других. Его скромность произвела столь чарующее впечатление, что он был назначен членом университетского совета. Приглядываясь к окружающим людям и делам, Мармус понял, что лекции существуют для того, чтобы ничего не сказать; поэтому он взял себе в помощники рекомендованного бароном Серсо «попугая», задача которого состояла в том, чтобы, излагая теорию сравнительного изучения инстинктов, свести на нет зебру, признать ее исключением, уродством: в науках применяется особый способ группировать и определять факты, как в финансовых делах особым способом группируют цифры.

Великий философ, который никому не мог раздавать теплые местечки и не имел на своей стороне никакого правительства, — если не считать того, что Германия поручила ему править наукой, — впал в глубокое уныние, узнав, что курс по сравнительному изучению инстинктов поручен стороннику барона Серсо, сделавшемуся учеником знаменитого Мармуса. Прогуливаясь вечером под высокими каштанами, он сожалел о расколе, проникшем в высшие сферы науки, об ухищрениях упорного Серсо.

— От меня утаили зебру! — воскликнул он.

Его ученики впали в ярость. Один бедствующий писатель, притаившийся за решеткой на улице Бюффона [2] ...притаившийся за решеткой на улице Бюффона. — На улице Бюффона в Париже находятся зоологический сад и зоологический музей. , услыхал, как один из них после лекции воскликнул:

— О Серсо! Почему ты, столь сговорчивый, столь ясный, столь глубокий аналитик, столь изящный писатель, не видишь правды? Зачем преследовать истину? Если бы тебе было только тридцать лет, ты обрел бы смелость перестроить всю науку. Ты рассчитываешь умереть на своих номенклатурах и не думаешь о том, что неумолимое потомство сломает их, вооружившись зоологическим единством, которое мы ему завещаем!

Курс, излагающий принципы сравнительного изучения инстинктов, собрал блестящую аудиторию, ибо прежде всего предназначался для дам. Ученик великого Мармуса, уже признанный искусным оратором в рекламных статьях, которые разослал в газеты библиотекарь, начал с указания, что нас в этом пункте опередили немцы: Виттембок, Миттемберг и Кларенштейн, Борборинский, Валериус и Кирбах установили, доказали, что зоология со временем должна превратиться в инстинктологию. Различные инстинкты соответствуют разной структуре организмов, согласно классификации Серсо. Исходя отсюда, попугайчик, очаровательно строя фразы, повторил все то, что писали об инстинкте ученые-исследователи — он объяснил, что такое инстинкт, он рассказал про инстинкт чудеса, он играл вариации на тему об инстинкте совершенно так же, как Паганини играл вариации на четвертой струне своей скрипки.