Василий Шукшин - Журнал «День и Ночь» №3 2009 г.

Симона де Бовуар после своего путешествия по многим городам Среднего Запада говорила, что у неё было ощущение, что это один и тот же город.

В фильме Ярмуша «Stranger than Paradise» герои фильма, двигаясь по Америке, заезжают в Кливленд, и один из них говорит:

«Это забавно, но когда видишь какое-то новое место, всё кажется таким же, как и там, откуда только что приехал, как будто никуда и не уезжал».

Журналист-иммигрант Генис:

«В Европе за четыре часа можно проехать три страны, дюжину городов и две горные системы. В Америке за это время вы минуете сто бензоколонок…Проехав столько-то миль до, допустим, Буффало, ищешь место, чтобы, наконец, выйти из машины и погрузиться в городскую жизнь, в жизнь неповторимую, единственную, существующую только здесь, в Буффало, штат Нью-Йорк. И вот выясняется, что выходить негде и незачем, разве только в туалет».

Но так безлико, стандартно выглядит страна, какова же жизнь за фасадами зданий? Она так же стандартна, единообразна и не индивидуализирована. Английский социолог Джеффри Горер писал, что, побывав в одном американском доме, можно заранее предугадать, какими будут в другом доме мебель, украшения или книги. И это не зависит от того, городская это квартира в многоэтажном доме или дом в сабёрбе.

«Америка уничтожила разницу между городом и деревней. Это место, где всё устроено для удобства, и не более того».

Видя в Америке образец для подражания, большевики также мечтали о «стирании граней между городом и деревней», но, в отличие от Америки, не смогли мечту реализовать. Советская власть, уничтожая крестьянство как класс, не смогла добиться той производительности труда, которая сохранила в американском сельском хозяйстве лишь 3 % населения, а в России и по сей день население деревень составляет более 40 %. Экономика, строящаяся на насилии, не может быть эффективной.

В Америке же это произошло в органическом процессе экономической динамики. Крестьяне-фермеры в условиях ожесточённой конкуренции были вынуждены отказаться от вековых традиций ведения хозяйства и начали создавать сельскохозяйственные индустриальные комплексы. В результате исчезли тысячи фермерских посёлков, исчезла деревня. На месте фермерских поселений появились сабёрбы, огромная сетка прямолинейных улиц, застроенных двухэтажными домами на одну семью, и разница между городом и деревней исчезла.

Первым стандартизированным пригородным районом был Левиттаун на Лонг-Айленде, штат Нью-Йорк, где сразу после окончания ii Мировой войны сотни абсолютно идентичных домов-коробок были возведены за короткий срок и продавались по доступной цене. С Левиттауна началась реконструкция пригородов, сабёрбов, которая проводилась в соответствии с тем же принципом стандарта и полного контроля над окружающей средой, как и в городах, и поэтому исчезли качества, отличающие жизнь на природе от городской жизни, — огромное разнообразие и непредсказуемость. Искусственно созданная природа сабёрбов лишена этого фундаментального качества, декорации природы не обладают способностью обогащать человеческие чувства, способностью постоянного обновления.

Научное градостроительство и не ставило перед собой такой задачи, её целью было создание единой системы контроля всех аспектов жизни в едином, стандартном для всех районов страны мегаполисе. Научное градостроительство в его ошеломляющем контрасте с традиционной архитектурой — наглядный показатель победы стандартного над индивидуальным.

Борьба за стандартизацию всех аспектов общественной жизни началась задолго до XX века. С появлением в 17-ом веке на исторической арене новой религии, протестантизма, противопоставившего себя католицизму, изменился взгляд на смысл и содержание человеческого существования. Католицизм видел в красоте материального мира проявление божественного начала, и внимание к красоте повседневной жизни католических стран привело к расцвету всех искусств. И искусство с его вниманием к оригинальности, уникальности каждого момента человеческой жизни, стало органической, интегральной частью мироощущения рядового католика.

Протестантизм же отрицал саму необходимость искусства, проповедовал аскетизм, упрощение, унификацию всех сторон жизни, что в архитектуре привело к казарменному стилю, и это особенно наглядно в жилых кварталах городов, построенных в 17–19 веках в протестантских странах, Англии, Германии и Швейцарии. В этот период в сознание людей начала внедряться идея ценности жизни как труда, и люди постепенно подчинились дисциплине завода и офиса, приняли условия труда в уродливых зданиях, окружённых ржавым металлом и серым бетоном. Приняли как огромный прогресс — переселение из убогих лачуг в новые жилые районы, которые ничем не отличались от фабричной застройки.

Новая архитектура для миллионов отказалась от фасадов, украшенных орнаментами и барельефами, от украшения потолков лепкой, от маленьких тенистых аллей и сквериков, характерных для старых кварталов европейских городов. В новых городских пейзажах с их прямыми линиями зданий и улиц, с их огромными масштабами человек стал выглядеть приживалкой рядом с тем, что он сам создал.

«Пророки Ветхого Завета называли идолопоклонниками тех, кто преклонялся перед тем, что они создали собственными руками. Их богами были предметы из дерева или камня. Смысл идолопоклонничества заключается в том, что человек переносит всё, что он испытывает, силу любви, силу мысли, на объект вне себя.

Современный человек идолопоклонник, он воспринимает себя только через вещи, через то, чем он владеет»

Мир вещей становится всё больше, сам человек рядом с вещами становится всё меньше. В 19-ом веке Ницше говорил «Бог умер», в 21-ом веке можно сказать, что человек умер, так как вещами современный человек определяет, что он есть. «Я покупаю, значит, я существую», как вещь, я подтверждаю своё существование общением с другими вещами.

Стоимость дома, мебели, автомашины, одежды, часов, компьютера, телевизора формируют общественный статус, определяют ценность индивида. Когда человек теряет часть своего имущества, он теряет часть себя. Когда он теряет всё, он теряет себя полностью. Во время экономических кризисов те, кто потерял значительную часть своего богатства, выбрасываются из окон небоскрёбов. Их богатство и было тем, что они есть. Самоубийство на почве экономического банкротства в этой системе культурных ценностей вполне логично, оно означает банкротство личности.

Люди воспринимали себя через вещи и раньше, но никогда в истории вещи в общественном сознании не занимали такого места, как в последние десятилетия, когда потребление превратилось в средство оценки значимости человека.