Присцилла Мейер - Найдите, что спрятал матрос: Бледный огонь Владимира Набокова

Прообразом «Бледного огня» в творчестве Набокова был его незавершенный русский роман, первые две главы которого вышли в свет в виде рассказов: «Ultima Thule» должна была стать первой главой этого романа, a «Solus Rex» — второй [339] Оба были написаны в 1939–1940 гг. в Париже и напечатаны отдельно друг от друга: «Solus Rex» — в «Современных записках» (Париж, 1940, кн. LXX), «Ultima Thule» — в «Новом Журнале» (Нью-Йорк, 1942, кн. 1). . Исследователями уже отмечен ряд параллелей между этими двумя рассказами и «Бледным огнем», однако систематический узор соответствий выявлен не был [340] Cм. особенно: Field, Andrew. Nabokov: His Life in Art. Boston: Little, Brown, 1967. P. 292–310. Д. Бартон Джонсон рассматривает эти главы главным образом в связи с романом «Под знаком незаконнорожденных» ( Johnson, D. Barton. «Solus Rex» and the «Ultima Thule» Theme // Johnson, D. Barton. Worlds in Regression. P. 206–219). Джон Коппер в докладе «Против перевода», прочитанном на ежегодной конференции Американской ассоциации преподавателей славянских и восточноевропейских языков в декабре 1986 г., анализировал перевод из жизни в смерть в двух рассказах Набокова. . Как мы увидим далее, «Бледный огонь» представляет собой зеркальное отражение ранних рассказов/глав романа. Набоков сознательно наполняет «Бледный огонь» отголосками своего неоконченного русского романа, стремясь сделать более явными черты сходства и принципиального различия двух произведений.

Рассказ «Ultima Thule» написан в форме послания некоего Синеусова, адресованного его умершей жене. Синеусов пытается познать потусторонность — как и Шейд после смерти дочери. Синеусов — художник, поэтому он обращается не к «рекламным волшебникам», «хиромантам в маскарадных тюрбанах», «гадалкам» и «спиритам, подделывающим неизвестную еще энергию под млечные черты призраков», а к «утешению [своего] искусства» [341] Набоков В. Ultima Thule // Набоков В. Собр. соч. русского периода. Т. 5. С. 124. — Далее рассказ цитируется по этому изданию с указанием страниц в тексте. . Он продолжает работать над иллюстрациями к эпической поэме, озаглавленной «Ultima Thule», которые ему заказал некий «странный швед, или датчанин, или исландец, черт его знает», — несмотря на то что заказчик, не сказав ему ни слова, уехал в Америку:

…я… продолжал работу, за которой, я знал, никто не придет, но именно потому она мне казалась кстати, — ее призрачная беспредметная природа, отсутствие цели и вознаграждения, уводила меня в родственную область с той, в которой для меня пребываешь ты, моя призрачная цель, мое милое, мое такое милое земное творение… (125).

Сочиняя письмо жене, Синеусов собирается покинуть Ривьеру, чтобы «по-настоящему засесть за работу» над «Ultima Thule», изобразить этот «остров, родившийся в пустынном и тусклом море моей тоски по тебе» (126).

Синеусову недоступен смысл эпической поэмы, которую он иллюстрирует, потому что она написана на неизвестном ему языке, однако автор передал ее общий смысл на французском («на котором мы мучительно переговаривались»):

…его герой — какой-то северный король, несчастный и нелюдимый; …в его государстве, в тумане моря, на грустном и далеком острове, развиваются какие-то политические интриги, убийства, мятежи… (125).

Рассказ «Ultima Thule» включает в себя поэму некоего исландца «Ultima Thule» — подобно тому как роман Набокова «Бледный огонь» включает в себя поэму Шейда «Бледный огонь». Но Синеусов, которым руководит стремление найти место, где обитает дух его жены, — лишь иллюстратор поэмы. Ее автор — тот исландец, который заказал Синеусову работу и уехал потом в Америку. В этом смысле поэт-скандинав — параллель Кинботу; исландец задает художнику тему северного королевства — Кинбот сходным образом пытается заставить Шейда написать о земблянском короле Карле II. Оба упоминают открытие викингами Америки. Но в «Ultima Thule» художник берется за задание добровольно и охотно, ибо оно служит его личным целям, тогда как Шейд стараниями Кинбота оказывается в прямо противоположной ситуации: Кинбот препятствует его исследованию потусторонности, настойчиво пытаясь заставить поэта сочинять скандинавскую эпопею [342] Д. Бартон Джонсон отмечает параллель Синеусов / Шейд (Worlds in Regression. P. 216–217), но не указывает на противоположность их ситуаций. . Кроме того, в отличие от исландца, Кинбот никуда не уезжает — он уже находится в Америке.

Рассматриваемые рассказы заметно отличаются от «Бледного огня» и по своей внутренней структуре. Синеусов выступает в «Ultima Thule» в роли рассказчика, тогда как Шейд к началу повествования «Бледного огня» уже мертв и его голос непосредственно звучит только со страниц его поэмы. Кинбот рассказывает о событиях жизни Шейда, отводя в них значительную роль самому себе, меж тем как исландец в «Ultima Thule» ни разу не высказывается и даже не появляется на сцене. Исходя из текста двух рассказов, трудно сказать, является ли этим исландцем третьеличный повествователь «Solus Rex» — предполагаемой второй главы романа, так и оставшегося незавершенным. Стиль повествования скорее свидетельствует против такого предположения — он мало соответствует слогу, которым принято писать «эпические поэмы». Повествование «Solus Rex» отличается и от комментария Кинбота — в нем нет маркированных причуд стиля или вкуса. Судя по «Solus Rex», исландец не более эксцентричен, чем Синеусов, — скорее это еще один «безумный» персонаж наподобие Адама Фальтера.

Адам Фальтер, знакомый Синеусовых, случайно разрешает «загадку мира» (124), что лишает его способности вести нормальное человеческое существование. Синеусов, не оставляющий поисков своей умершей жены, пытается выведать у Фальтера открывшееся ему знание [343] Эту загадку и «связанную с ней подтему сознания» Д. Бартон Джонсон именует «темой „Ultima Thule“» в творчестве Набокова. . Фальтер описывается как человек ничем не «замечательный»:

…ух как заезжен этот тип, в серой юности содержавший спившегося отца… а затем медленно, упрямо и бодро добившийся благосостояния, ибо кроме не очень доходной гостиницы у него были виноторговые дела, шедшие весьма успешно (118).

Синеусов уважает настойчивость Фальтера, который «всегда был уверен, что… всей череды постепенных своих целей он добьется непременно, и притом работал экономно, ибо метил невысоко и точно знал границу своих возможностей» (Там же). Винный бизнес, посредственность и постепенное (gradual), настойчивое продвижение вперед, — это также черты, характеризующие «градуального» Градуса.

Синеусов говорит о Фальтере (имя которого по-немецки означает «бабочка», «мотылек»), что «его вневременный образ не терпит… прикрепления человека к определенной стране и кровному прошлому» (128), хотя у него есть имя и отчество. Его имя — Адам — универсально, фамилия — явно немецкая. Его отчество — Ильич, как у того Владимира Ильича, в честь которого был переименован Санкт-Петербург. Мотив политического заговора, доминирующий в характеристике Градуса, в случае Фальтера воплощен в его отчестве [344] Сама распространенность отчества Фальтера, его обыкновенность для русского слуха, служит средством камуфляжа (ср. с В. Боткиным, у которого такая обыкновенная фамилия, что даже русисты, которые должны бы были слышать о нем в ограниченном курсе университетской программы, не замечают связи alter ego Кинбота с русским литератором XIX века). . В «Ultima Thule» с политической тиранией ассоциируются те силы, которые стерегут границу между этой жизнью и потусторонностью: Синеусов говорит своей умершей жене, что она ему «ни разу с тех пор не приснилась»: «цензура, что ли, не пропускает, или сама уклоняешься от этих тюремных со мной свиданий» (115). Живых Синеусов называет «односмертниками нашими» (114) — по аналогии с «сокамерниками». Фальтер — тюремщик в том смысле, что он обладает ключом к пониманию вечной жизни, символом которой в творчестве Набокова служит бабочка [345] Перечень бабочек — вестниц иной жизни см. в кн.: Rowe W. W. Nabokov's Spectral Dimension. Ann Arbor: Ardis, 1981. P. 113. .