Алла Латынина - Комментарии: Заметки о современной литературе

Как то и подобает, движение заявило о себе литературным манифестом, в котором отмежевалось от «Всероссийской Ложи Грибоедов», которую «представляет в миру писатель Пелевин, безоглядно положивший свой недюжинный талант на алтарь пропаганды поганок», от «сурового устава Ордена Землеебов, инициацию в котором прошел писатель Сорокин, обязывающего адепта дышать вредным и опасным воздухом испражнений». «Наш путь не таков. Нас объединяет немногое, но объединяет прочно. Мы свободны в выборе пищи и способов отправлений. Мы признаем неразрывный симбиоз четырех начал: Логоса, Бахуса, Эроса и Марса», – говорилось в манифесте… «Политкорректность не должна подменять эстетические критерии культуры. Мы плачем над либеральным мифом, смеясь, и отстаиваем преимущество бифштекса с кровью перед морской капустой». Носителями «беззаветной Санкции Объединенного Петербургского Могущества объявили себя И. Стогов, А. Секацкий, С. Носов, А. Левкин, П. Крусанов», позже к группе присоединились Наль Подольский и Владимир Рекшан.

Петербургские фундаменталисты проводят многочисленные собрания, где обсуждаются проблемы империи, глобализма, кризиса гуманизма, несостоятельности интеллигенции (разумеется, либеральной) и не менее многочисленные акции, среди которых, например, «антропометрические исследования памятника Петру Первому (худ. Михаил Шемякин) в плане работы над темой „Половая конституция петербургских памятников“», учреждение петербургского гражданства, упразднение запятой перед союзом «и» в сложносочиненных предложениях, закапывание в землю «свиного языка московской прозы» или поедание шикотанской сайры (в знак протеста против возможной передачи острова японцам).

На одной из таких акцией и оглашен ставший скандальным текст письма Путину. Кстати, спустя некоторое время было написано другое открытое письмо президенту, которое, правда, не получило столь широкой огласки: в нем речь шла о «регламентации движения VIP-кортежей по Северной столице. „Они едут, а все стоят“, – жаловались авторы письма, предлагая „организовать доставку VIP-персон по принципу пневмопочты“. „Посадили прямо в Пулково в капсулу и пусть летят себе по трубе куда надо: в зоопарк – так в зоопарк, в Таврический – так в Таврический. А петербургские фундаменталисты, в срок и без проблем прибыв в какой-нибудь дворец, где VIP-персоны вылетают из трубы, смогут любому из них указать на его ошибки в области внешней и внутренней политики“.

В предыдущем письме президенту питерские фундаменталисты не прикалываются так откровенно, но воспринимать его вне контекста литературной игры невозможно. «Радея о благе отечества, желая видеть нашим с Вами попечением державу процветающей и сильной, мы, писатели, философы, носители коллективной беззаветной санкции Объединенного петербургского могущества, хотели бы напомнить Вам очевидные вещи», – начинается письмо.

Далее следует выпад против правил хорошего тона, именуемых ныне политкорректностью, небрежная констатация «размягчения мозгов и паралича воли» у Европы. «Сегодня наконец можно увидеть, к чему привела затянувшаяся рефлексия принца Гамлета – он проморгал свое первородство и прекрасную Данию вот-вот унаследует заморский принц Мустафа». (Сказано, кстати, афористично и точно. Вообще ходом событий авторы письма могут быть довольны: их прогнозы относительно принца Мустафы оправдываются, а политкорректность сделалась излюбленной темой нападок либеральной интеллигенции. Вот уже и в программе сверхполиткорректного Владимира Познера «Времена» заговорили о «слюнтяйском гуманизме» и «обратной колонизации» – в связи с погромами во Франции.) В качестве же отечественного рецепта сохранения первородства предлагается «имперское мироощущение», предполагающее наличие у страны некоей сверхзадачи, и говорится, что было бы «чрезвычайно конструктивно вновь возвести идею овладения Царьградом и проливами в ранг русской национальной мечты», а также нанести Америке какой-нибудь непоправимый ущерб.

Так письма президенту не пишут. Так пишут литературные манифесты.

Область национальной мечты – не сфера политики, а сфера искусства. А вот совет нанести Америке непоправимый ущерб все же странно слышать от носителей «коллективной беззаветной санкции объединенного петербургского могущества» (этот титул повторен и в подписи под письмом): неужто моги сами не могут справиться с задачей?

Крусанов вот справляется – в сфере логоса. Все рецепты скандального письма (или точнее манифеста) воплощены в «Американской дырке»: Америке нанесен «непоправимый ущерб». Понятие «внутренний враг» возрождено, в него попали «большинство наших записных либералов, кадровых демократов и прочих общечеловеков», – хвастается Капитан у постели разбившегося в автокатастрофе Евграфа Мальчика. «Босфор и Дарданеллы» возведены в ранг русской национальной мечты.

Капитан не применяет ритуальных приемов могов из трактата Секацкого, но он несомненный мог, бросающий вызов «миру запредельных возможностей». Он, в соответствии с декларациями «питерских фундаменталистов», считающих, что высшая форма искусства – создание угодной себе реальности, новую реальность создает. Вот только – созидает ли?

В самом начале романа герой-рассказчик, рассматривая невнятную визитку г-на Абарбарчука, генерального директора Закрытого акционерного общества «Лемминкяйнен», небрежно спрашивает: «Туристическим бизнесом промышляете»? Когда выясняется, что фирма создает «розыгрыши и неприятности на любой вкус», следует вопрос – почему «Лемминкяйнен»?

«Потому что он трикстер безбашенный», – следует ответ. Лемминкяйнен, один из героев «Калевалы», именно что «безбашенный», по меткому определению Капитана. Он не разрушитель, он просто недотепа, хотя кое-что ему и удается: он отправляется ловить чудовищного лося и вполне благополучно справляется со сказочным зверем, он использует для этого лыжи, и, кажется, в Финляндии до сих пор считают Лемминкяйнена покровителем лыжного спорта: во всяком случае туристские рекламные проспекты пестрят приглашениями на «лыжню Лемминкяйнена». Одним из основных эпитетов к имени Лемминкяйнен является слово «веселый» – и это как нельзя кстати соответствует такой стороне деятельности фирмы, как розыгрыши.

Но слово сказано: трикстер. Автор обозначает родство центрального персонажа не с мифологическим культурным героем, участвующим в мироустройстве, демиургом, созидателем, но с его комическим двойником или антагонистом. Разрушение – идеальная сфера деятельности трикстера. Выпустить наружу демонов преисподней – это по его части. Наказание Америки ли, Европы – ему по плечу.