Борис Аверин - Владимир Набоков: pro et contra

так ли безупречно он им владел, как русским? Следует ли переводить его английские тексты (если вообще следует), пользуясь словарем и поэтикой его русских произведений? Сам Набоков писал в предисловии к «Лолите», что ему пришлось «отказаться от природной речи, от моего ничем не стесненного, богатого, бесконечно послушного мне русского слога ради второстепенного сорта английского языка, лишенного в моем случае всей той аппаратуры — каверзного зеркала, черно-бархатного задника, подразумеваемых ассоциаций и традиций — которыми туземный фокусник с развевающимися фалдами может так волшебно воспользоваться, чтобы преодолеть по-своему наследие отцов». С другой стороны, Набоков заслужил в американской литературе славу прекрасного стилиста. Англоязычные слависты отмечают эволюцию его английского: «Я, пожалуй, соглашусь с Набоковым, что его русский лучше — хотя бы потому, что он менее неровен и, в целом, менее манерен, чем его английский. <���…> Впрочем, несомненно, что его владение языком с годами улучшилось и что со временем он выработал изысканный и исключительно оригинальный стиль своей прозы» [4] Grayson Jane. Nabokov Translated: A Comparison of Nabokov's Russian and English Prose. Oxford: Oxford University Press, 1977. P. 185–186. . Поэтому, переводя Набокова, мы старались делать это так, как он сам требовал, — буквально, «со всей возможной педантичностью, иногда даже удручающей».

Предлагаемый вниманию читателей том «В. В. Набоков: Pro et contra» — первое издание такого рода в России. В США и Европе давно и регулярно выходят научные сборники, посвященные Набокову, — от изданного в 1967 году под редакцией Л. С. Дембо «V. Nabokov: The Man and His Work» до «The Garland Companion to Vladimir Nabokov», не говоря уже о регулярно выходящих «The Nabokovian» и «Nabokov Studies», компьютерном форуме NABOKV–L и странички Zembla в Интернете.

В Германии Д. Циммер издает 23-томное собрание сочинений Набокова, в России издательство «Симпозиум» выпустило два тома из 5-томного собрания переводов его англоязычных романов. С. Ильин отважно перевел роман «Ada, or Ardor: A Family Chronicle» на русский под названием «Ада, или Радости страсти». Не оценивая уровня и качества этих проектов, надеемся, что и наш сборник «В. В. Набоков: Pro et contra» будет полезен читателям и исследователям.

Редакция благодарит за помощь и советы в составлении сборника А. Ю. Арьева, К. О. Басилашвили, Е. Б. Белодубровского, Б. А. Каца, Л. Ф. Клименко, А. А. Колесникова, Г. А. Левинтона, Джона Наринса, В. Б. Полищук, А. Д. Семкина, Н. И. Толстую.

Редакция благодарит Д. В. Набокова за замечания по составу сборника.

В Примечаниях к сборнику использовались следующие основные источники (в дальнейшем их заглавия даются сокращенно):

Nabokov V. Speak, Memory: An Autobiography Revisited. New York: G. P. Putnam's Sons, 1967.

Nabokov V. Poems and Problems. New York; Toronto: McGraw-Hill, 1970.

Nabokov V. Strong Opinions. New York: Vintage International, 1973.

Набоков В. Стихи. Анн Арбор: Ардис, 1979.

Nabokov V. Lectures on Literature / Ed. by Fredson Bowers; Intr. by John Updike. New York; London: Harcourt Brace Jovanovich / Bruccoli Clark, 1980.

The Nabokov — Wilson Letters. Correspondence between Vladimir Nabokov and Edmund Wilson 1940–1971 / Ed., Annotated and with an Introductory Essay by Simon Karlinsky. New York; London: Harper and Row, 1980.

Переписка с сестрой (Е. Сикорской, вкл. письма к брату Кириллу). Анн Арбор: Ардис, 1985.

Nabokov V. Selected Letters 1940–1977 / Ed. by Dmitry Nabokov and Matthew J. Bruccoli. New York; London: Harcourt Brace Jovanovich / Bruccoli Clark, 1989.

Набоков В. Рассказы. Приглашение на казнь. Роман. Эссе, интервью, рецензии. М.: Книга, 1989.

Набоков В. Собр. соч.: В 4 т. М.: Правда, 1990; Т. 5 (дополнительный). М.: Прогресс; Фирма «Экопросс», 1992; Т. 6 (дополнительный). Киев: Аттика; Кишинев: Кони-Велес, 1995.

Набоков В. Bend Sinister. СПб.: Северо-Запад, 1993.

Набоков В. Лекции по русской литературе. М.: Независимая газета, 1996.

Берберова Н. Курсив мой: Автобиография. М.: Согласие, 1996.

Струве Г. Русская литература в изгнании. Париж: YMCA-Press, 1984.

Шаховская З. В поисках Набокова. Отражения. М.: Книга, 1991.

Field Andrew. Nabokov: His Life in Art. Boston, 1967.

Field Andrew. Nabokov: His Life in Part. New York, 1977.

Field Andrew. VN: The Life and Art of Vladimir Nabokov. New York, 1986.

Gray son Jane. Nabokov Translated: A Comparison of Nabokov's Russian and English Prose. Oxford: Oxford University Press, 1977.

Juliar Michael. Nabokov: A Descriptive Bibliography. New York; London: Garland Publishers, 1986.

Boyd Brian. Vladimir Nabokov. The Russian Years. Princeton: Princeton University Press, 1990.

Boyd Brian. Vladimir Nabokov. The American Years. Princeton: Princeton University Press, 1991.

Великое (многие полагают, что и чрезмерное) мастерство Набокова в его прозе гипнотизирует и мистифицирует нас. Мы всегда хотим унизить то, что заведомо поставим выше себя. Да, конечно, мастер, да, конечно, талант, да, возможно, гений, но… Сколько я слышал такого. То холодный, то неверующий, то бездушный, то циничный, то жестокий (короче — безыдейный…)… Мы отказываем человеку в боли, чувстве, трагедии за то, что ставим его выше себя. Не есть ли это плебейство или попросту зависть? Не есть ли и пресловутое мастерство (тем более избыточное) — своего рода маска человека застенчивого, нежного, ранимого и израненного, страшащегося насилия (в том числе насилия истолкования)? Почему мы полагаем, что человек самонадеян, самовлюблен, ставит себя выше окружающих (кстати, а почему бы и нет?), что он в восторге от себя и самодоволен, как раз в том случае, когда мы сами в восторге от него? Не влюблены ли мы сами? Не есть ли обостренное чувство достоинства то, что мы полагали за высокомерие или самодовольство?

Великий писатель, вундеркинд, инфант, ученый, открывший свою империю взамен утраченной… Он собрал все брошенное нами, все лишние, неважные вещи, отсеянные из нашего опыта навсегда вовсе не грубостью и жестокостью жизни, а нашим грубым представлением о ней. Вот вам и великий мастер детали! Мы узнаем у Набокова то, что забыли сами, мы узнаем свои воспоминания (без него бы и не вспомнили) о собственной не столько прожитой, сколько пропущенной жизни, будто это мы сами у себя эмигранты. Набоков запомнил ВСЕ и ничего не забыл. Он восстановил в правах такое количество и качество подробности жизни, что она и впрямь ожила под его пером, пропущенная было все более невнимательной и сытой мировой литературой (вдруг вспомнил те часики с потерянным стеклышком, которые еще идут, в одном из его рассказов). Как всякий император, он что-то присвоил себе: бабочку, нимфетку, невстречу, случай, совпадение, опоздание, ошибку… Поэт невстречи, он соткал из всего этого паутину, сквозь дымку которой мы видим мир почему-то отчетливей, а не туманней.

Как ученый (а он именно ученый и потому энтомолог, а не наоборот), он каждый день вглядывается в строение мира, а как художник — наблюдал Творение. Оттого мир его и не груб, как постоянно вычленяемое нами «главное», а тонок, как целое. Только тонкие различия принципиальны (как «производственно» помог опыт энтомолога писателю!). Тонкость мира — есть граница, пыльца контакта между жизнью и небытием. Что-то есть жестоко детское и беззащитное в отношении Набокова к смерти, как к «всего лишь» разлуке. Он-то знал, что значит это «всего лишь». Этот жгучий детский интерес к смерти и невозможность ее признать — попытка смотреть на солнце: Володя-Путя дольше всех не сморгнул.

Читать дальше