Анатолий Луначарский - Том 6. Зарубежная литература и театр

(19) Богу милы (чаще: богомилы) — участники антифеодального крестьянского движения, возникшего в X веке в Болгарии и принявшего форму религиозной ереси. Исходили из существования двух противоположных начал (доброго духовного и злого материального), лежащих в основе мира и человеческой жизни и постоянно борющихся между собой. Названо по имени вождя движения попа Иеремии Богомила.

(20) Слова Ады в 1-й сцене I акта мистерии в переводе Ив. Бунина:

(21) Цитируется диалог из 2-й сцены II акта мистерии.

(22) Пьеса известна в русских переводах под названиями «За стенами дома», «Там, внутри», «Внутри».

(23) В других переводах: «Факел в тайнике», «Факел под мерой», «Факел под спудом».

(24) Имеются в виду произведения Макиавелли: «Государь» — о Чезаре (Цезаре) Борджа, правителе Романьи, для достижения своих целей и установления неограниченной власти не брезговавшего никакими средствами, вплоть до подкупов, убийств и предательств; и «Жизнь Каструччо Кастракани из Лукки» — об известном кондотьере XIV века, под жестоким и решительным правлением которого Лукка сделалась крупным политическим центром Италии.

(25) То есть венецианки на картинах итальянского живописца Якопо Пальмы Веккьо.

(26) «Бранд» (1865) — драматическая поэма Г. Ибсена.

(27) «Потонувший колокол» (1896) — драматическая сказка Г. Гауптмана.

(28) В первоначальной публикации (в журнале «Правда») к этой фразе имелось следующее подстрочное примечание автора:

«Не могу не рассказать здесь одного случая. Это было в Реймсе, где мне пришлось лет семь-восемь тому назад прожить несколько месяцев.

Я видел известную мелодраму Декурселя „Два подростка“. Был я на галерке. Рядом со мною сидела рабочая семья, между прочим, девочка лет пятнадцати, очень нервно следившая за всеми перипетиями этой ловко сделанной пьесы.

После какого-то особенно трагического эпизода девочка истерически разрыдалась. Мать, брат и кое-кто из публики старались ее успокоить, а она, рыдая, все повторяла: „Oh comme tout le monde est malheureux, oh, comme j'aime tout le monde“. To была славная душа. Но нашла ли она на дне чаши трагическое спокойствие и веселье, о котором говорит Аристотель? Окрепла ли немного ее молодая душа после этого художественного страдания?

Я предполагаю, что да».

(29) 7-я сцена II действия трагедии Д'Аннунцио «Дочь Иорио» (1904).

(30) Использование фразы («Carthaginem esse delendam»), которой заканчивал свои речи в сенате римский государственный деятель Катон Старший, требовавший разрушения Карфагена — соперника Рима.

Театр Сема Бенелли *

Впервые напечатано в газете «Киевская мысль», 1910, № 155, 6 июня, и в книге: Сем Бенелли, Ужин шуток. Драматическая поэма в 4-х действиях. Перевод с итальянского Н. Бронштейна и А. Воротникова, со статьей о театре Сем-Бенелли А. Луначарского, М. 1910.

Статья написана в Италии, куда Луначарский эмигрировал в 1906 году в связи с угрозой репрессий со стороны царского правительства.

Печатается по тексту сборника «О театре».

(1) Написана в 1908 году.

(2) Точнее «Лоренцаччо» (1834); Лоренцаччо — имя с оттенком презрения, утвердившееся за Лоренцино Медичи.

(3) Бенелли отказался от традиционного для итальянской драмы «декламаторского» стиха, создав свободный стих, близкий к разговорной речи.

(4) Подстрочное примечание автора имеется во всех публикациях настоящей статьи.

(5) Драматическая поэма «Ужин шуток» («La Cena delle beffe») впервые была поставлена в римском театре Argentina (премьера — 16 апреля 1909 г.). В Париже пьеса шла в театре Сары Бернар в переводе Жана Ришпена (под названием «La Beffa» — «Издевательство»); Сара Бернар исполняла роль Джаннетто.

(6) «La Chanson des Gueux», 1876 («Песня босяков») — поэтический сборник французского поэта Жана Ришпена, в котором воспевается мир босяков и бродяг.

(7) Сюжет «Ужина шуток» был почерпнут Бенелли из сборника новелл «Вечерние трапезы» («Le Gene») итальянского писателя XVI века Граццини Антонио Франческо (по прозвищу Ласка).

(8) Маньифико — то есть Великолепный (Magnifico) — прозвище правителя Флоренции Лоренцо Медичи, к эпохе которого приурочено действие драмы.

(9) Речь идет о Лоренцо Медичи.

(10) У Анатоля Франса: «звуки самого нежного из человеческих наречий» (Пролог к сборнику новелл «Колодезь святой Клары», 1895. — См. А. Франс, Собр. соч. в восьми томах, т. 3, Гослитиздат, М. 1958, стр. 360). Под флорентийским языком имеется в виду тосканское наречие, легшее в основу итальянского литературного языка.

(11) «Любовь трех королей» была поставлена в римском театре Argentina (премьера — 16 апреля 1910 г.) «…Пьеса, хотя ее ожидали с большим благоволением, имела лишь скромный успех, а третье действие грозило даже провалом», — сообщалось о премьере в «Письмах из Италии» Паоло Буцци («Аполлон», 1910, № 9, июль — август, «Хроника», стр. 15). Присутствовавший на премьере А. В. Амфитеатров писал:

«…ожиданий и шума перед новым произведением Бенелли — „Любовь трех королей“, — вчера провалившимся в римском театре Арджентина — было в итальянской прессе много, до неистовства. Но — увы! Мучилась гора родами, а родила маленькую мышь!.. В пьесе Сема Бенелли пять действующих лиц, из них три короля (почему бы уж не четыре — для всех бы мастей?), три акта и никакого действия… Из пяти действующих лиц пьесы остается целым и невредимым только одно, да и то потому, что мертворожденное, и автор позабыл о нем, как о совсем не нужном. Эта-то вот сцена оптового умирания и возмутила окончательно публику. Поднялся хохот неистовый. Пьеса, начавшаяся при самой торжественной обстановке и настроении, взвинченном ожиданиями и толками, была освистана безжалостнейшим образом»

(12) Имя героини в пьесе Бенелли — Фьора (Fiora); Луначарский передает его сходным по значению («fiore» — по-итал. цветок) именем Флора (латинским по происхождению), более привычным для русского читателя.

(13) Арии из опер Рихарда Вагнера «Лоэнгрин» (1848) и «Парсифаль» (1882).

(14) Пересказ слов Манфредо из II действия, обращенных к Фьоре.

(15) В газетной публикации далее следовало:

«Не задумываясь, можно было бы предсказать столь роскошно развивающемуся таланту „великое“ будущее, если бы некоторые признаки не показывали, что мыслитель не стоит рядом и на одной высоте с музыкантом, психологом и архитектором. Бенелли чувствует, что драма должна быть освещена центральной идеей. Но у него нет своих больших идей. К „Ужину издевательств“ он совсем некстати прикрепил эпиграф о вечной монотонности человеческой жизни и неизменности человеческой сущности в ходе истории. Этот эпиграф, сам по себе довольно банальный, идет, как седло к корове, к пьесе, дышащей колоритом определенного времени и места, куску жизни флорентийского Возрождения. Также и в последней пьесе центральная идея — любовь сильнее смерти, сильнее всего на свете, в какие бы внешние формы ни отливалась настоящая сильная любовь. Произведения, освещенные изнутри таким слабым идейным светом, при всех огромных достоинствах языка, при всех ценных психологических красотах, при превосходной, великолепно созвучной содержанию архитектурной форме — не могут претендовать на значение великих произведений. Я не хочу этим сказать, что произведения ценятся или должны цениться по их тенденции. Я хочу сказать только, что великие поэты были по-своему великими философами, представляли мир и жизнь в своем идейном освещении, и что этого пока нет у Бенелли, так что сравнивать его с Ибсеном, Метерлинком или Гауптманом еще рано, хотя по таланту, по мастерству он, пожалуй, уступит немногим»