Алексей Крученых - На борьбу с хулиганством в литературе

В поезде едет Рубиха —
тяжелый глаз,
белый подбородок.
Поезд зголодный.
зверем дорог,
чуя добычу,
брюхо несет —
ра-ва-ща.
Ры-вы-щы!
На площадке Рубиха
глазом дерет:
— Миленький, тепленький,
солнышко в кудрях,
на губах кровь…
Ох загляделся как! —
С нижней ступеньки
ворохнулся под откос
паренек,
кости треск,
кости хруст,
дробь…
не знают пассажиры
какую шпалу
перепрыгнули!..
— Из под вагона затянул
кто-й тебя?
Ох, недогадливая,
за рукав не удержала.
Расстроилась я!.. —
. . . . . . . . . . . . . . .
Зверь усмирился,
чугунный устал,
на полустанции
 отдых
  три часа…
Сутки
 сутулясь
  ис-те-ка-а-а-ают
Лязг болтов.
Как моток
старых обоев
сворачивается путь
 Много раз,
 сотни раз,
 синий лес
 из-за насыпей
 приподнимался
 и опускался,
Пыхтит
упаханное брюхо
узлового полустанка
Поезда зык
с гулом обшарп,
сермяжьи вагоны
застряли
 в щель.
Прохор — лихач
— ватный буфет —
вагонной нудотцею
стоя в окно:
— Эх, экипаж неспешной,
задрючит нас
— растелефикация! —
продувной вагонец,
костодав.
Тут бы на дутиках.
— Я вас катаю
  на резвой!
  Эх-ма,
  Тетке в глаз!
Жонка, Дуняша, гляди! —
А из окна
чухломские метелки-ветлы
пятиверстной зевотой растянуты
виснут в глаза.
— Эх, замурошка-дорожка!
Втянула в тоску,
теткин кисель…
Ну-у-у, трохнулись,
про-о-о-дави тебя! —
…Плесенью станция
 глаза вылупила,
 известью поползла…
 Красный петух семафора
 хлопает по затылку,
 расшвыривая по местам
 узловых дежурных…
Дунько трудненко:
— Чтой-то в сон меня тянет
болотом
илью липучей подбирается…
Марево
 черные
  муравьи
   копошатся… —
Дунька в подушку,
в туман
канула…

Рубиха дремлет
на низкой полке.
Прослоенный ватный зипун,
над головою шаль…
жестко…
полно сапог…
Прохор, затылком об полку,
спит,
сквозь сон
погладит Дунькину ногу…
полушелковые чулки,
сапожки с ушками
вздрагивают.
Глаз фонаря занавешен желтком
Дунька стонет
на сером мешке:
— Ох, не души меня, Гриша!
Нет ни души кругом,
(отдушника рта молода)!
Гришка-скокарь, — третий!
Нет, Петя,
Петя третий,
Сеня четвертый
ох, перепутала!
Ох, сколько их!
Только я не душила
Утюгом легонько гладила,
Да я же любила
Я же жалела.
Скажи, Петенька,
ведь, правда жалела?..
…Ох, Прохор, Прохор,
пойдешь и ты прахом!
Родненький, прости!
 Эх, да ведь не удушила,
 легонько уморила,
 а все лезут, вяжутся,
 между снегами кажутся.
 О-ох! —
Прохор спросонок
из под узла вывалился
бормотом:
 — Дунька, ы!
 Кого загубила?
 Кого придушила?
 Жена?..
Сам испугался.
Дуньку затряс:
— Что ты, что ты,
моя белюха?
Дунька, что ты клеплешь?
Проснись!
— Что трясешь меня?
Покою не даешь?
Бес!.. —
Открыла глаза:
 — Прохор, чего пристал,
 А?
 Свят, свят, свят!..
 Глаза испуганно круглятся.
 — Разбудить бы жонку надобно
 Что ты несла?
 Что за Петя?
 Каков Гриша?
 Кого убивала-морила, а?
Мерзнет баба со страху ночного,
а сме-е-ется
змеется
губами
ледяными
синими
— Ш-ш-ш-с!
Ишь, сумашедший
Я убивала,
Я?
Это, я-то, я,
твоя Дунюшка
убивица?
Иль из-под вагона
что увидел?
Ох, дружочек,
душно в дороге,
полки низки,
стекла да чашки
бренчат,
ну ее к ляду,
только расстроилась вся!
Вот вернемся домой
хорошо в садочке:
близкое солнышко
поблескивают,
сыплет охрец.
Там
 подвал
  большой
   хороший,
снеди всякой
полным-полнехонько!
Улыбкой по Прохору лазала,
шарила,
засыпляла…
Прохор прокис:
— Я ж тебе говорил:
перенудься,
не езди
к старухе
в логово —
хуже будет! —

Холод… свежинь…
Глаз приоткрыл
рабочий барак,
сверчки сторожей
жуют небесынь,
клокоча,
звунчат —
жох,
цок!
Палисадник-платок
утыкан росистыми бархатцами,
Дунька сидит на заваленке
черной
 как гриб деревной
Свист…
Дунька скок вертячком.
— Заходите, Григорий Палыч!
— А где твой?
— На базар пошел
  позаране
  масло закупать топленое
  да сливочное…
Гришка глухо:
— Дуняшка,
  Когда же можно?
— Тише ты… Да сегодня
в одиннадцать ночи.
Посвистишь тогда.
Муж до завтра уедет…
Ну чего ж ты уставился?
Бельма бестыжие
шилами из лица
 по-вы-лезли… —
 — Уу!
Всю тебя просверкаю!
Прокушу на всю жизнь!
Никому не отдам
ни одной завитушки!
Режь мою душу
сердце шилом коли!
— Ну уж и выпьешь, бешеный!
Рано хозяином стал!
Погоди
 до одиннадцати…
Прощевайте, Григорий Палыч!..
И шопотом вслед:
— Кандидатик мой
тепленький,
язви тебя!.. —
А припрятавшись в тень
прикрывшись платком
замурлыкала:
Излюбилось сердце, кровью изошло,
Раздражает меня темная ночь,
Задрожали мои руки убивать,
Ляжет муж на подушку в черный гроб.
   Разгуляется Рубихин топор,
   Не блазни меня каратиками вор!
   Харкнешь рыжиками прахом, хрыч,
   Не ходи в подвал, собак не клич!..
Ох, и наскучило мне любить,
Ох, и губить надоело мне,
А живым мне не в мочь его отпустить,
Сам топор в мои рученки падает…
   За что судьба меня сгубила
   К восьмому гробу привела,
   Позор Рубихе подарила,
   Топор железный подала!..
Ох, помру я, бедная, в этот год;
похоронят Дунюшку под сугроб,
под сугроб меня зароют
  в белый снег
У-ух, да эх,
  покружиться не грех!..
Заплясала, пошла
  помешанная:
Ши-та-та
Ши-та-та…
— А! Вот и муженек
дорогой!
Что принес в подарок
своей Дунечке?
Да не торопись
разворачивать,
чайку попей,
винца подлей.
Мое винцо
пьяное,
оно пьяное, кровяное…
  Укорябнет за душу
  нежное и сонное…
— Эх, задирушка,
хохочешь, дразнишь!
Может мужей других
ты поила таким вином?
— Что миленький,
что ты славненький!
— Уж не это ли вино
ты в подвале держишь
собак дразнишь?
Что то неспокойно
у нас —
землю роют псы
морды жалобно вверх —
завывают…
Всю ночь спать не дают…
— Что ты крупу мелешь?
Пей вино, не скули.
Устал должно…
— Ах, Дунька, Дунька лукавица!
А не для Петеньки ли
бочка в подвале стоит
для того, что ку-у-да то уехал?
ха-ха!
Дунька остужилася.
— Ох, не дразни меня
без толку!
Видишь — толку сухари
посыпать пироги,
видишь — пестик тяжел…
ну, чего щиплешься, как гусь.
Украшенье — бусинку
на шею прилепил!
— Знаю, знаю
вожжа по тебе плачет!
— А-а!
Николи того не слышала
По мне вожжа,
по тебе тюрьма!
Откуда у тебя
червонцы-рыжики,
в шубу зашиты каратики
полный сундук вспух?
— Это ж чужие,
на сохранку дадены,
сама знаешь!..
— Ну, не сердись…
я запамятовала,
нездорова ж я,
вот и в хозяйстве
все недосмотр!..
Отвернулась в тень
пошуршала.
— Ишь ты, вот и у тебя
копоть на вороте…
Точно копоть!
На затылке сажа…
наклони, оботру!
 … Гых…
 В пузырчатом зеркале
 пестик брысь
 ноги врозь!..
 Xляк
задержи мозг
кол в поясницу
 бежит мороз.
Насмешкой ежится кровь
через копчик
на зуб,
медянки в глазу…
  Дэынь, зудеж,
  стынь, студежь!
Беленится лицо
болесницей
зоб
Выперр!..
 А там
 напевает в трактире
 орган,
 друг смоляной
 подымает стакан…
Дунька молчит…
Стоймя крапивой взъерошанной
прижахнулась,
а ведь не впервой!
— И за что это всех
уколачиваю?..
Что это
под руку
безудержку
подкатывает…
Эх да… поздно…
Сударики-суженные,
сугробами
сумраком
  проросли!..
Усмехнулася вбок
передернулась.