Капитолина Кокшенева - Русская критика

Все названные прозаики сохраняют в себе и своих героях вкус к подлинности. Есть для них высшая подлинность и связана она не с ощущением, что «Бог умер», то есть богооставленностью мира, а, напротив, с уверенностью, что благодать не покинула его. И пусть все прозаики указывают «на мельчание человека, на уменьшение его души», все же в герои возводят тех, кто умеет пребывать в этом метафизическом, высшем естестве. Тут возникает другая проблема для русских прозаиков — о простоте. Это та простота, «от которой дрожь пробирает», — та, что что является основой жизни, ее изначальной живой клеткой, в которой мы обнаружим недоступную искажению, делению, дроблению таинственную благодатную цельность. И очень тесно, рядом, близко с простотой стоит и другое — не просто умение, но надвигающая обязанность жить не переизбыточностью, но необходимостью.

Почвенная литература значительно расширила собирательный образ народа, — носителей той простой истины, что «правде верить надо». Это уже не только крестьянин. У Павлова всюду мы видим казенный народ, служилый, казарменный. У Галактионовой — эти лишний народ, помещенный в лагеря. Еще раз подчеркну, что в нынешних прозаиках что-то сдвинулось в отношении народном. Народ не судится. Они больше жалеют народ. Эта жалость есть у всех, о ком говорю. Они не допускают тут астафьевской размашистости взгляда и маканинского спроса. Быть может потому, что слишком много расплодилось желающих повторять мифы о русском народе — бездельнике и пьянице.

Еще раз хочу подчеркнуть, что понимание необходимости спасительных оболочек для человека, спасительных обжитых клеток для своей культуры не является оптимистической декларацией, а сопровождается скорее в этой прозе чувством боли. Но главный пафос русского типа прозы — это именно одоленье. Одоленье разрывов истории, одоленье раздвоенности внутри себя, поиски себя-целого, умение слышать большое время в нашем грохочущем дрязге жизни. «Я слишком русский, — сказал Леонид Бородин, чтобы просто питаться с матушки-земли».

Мы не имеем права поставить своей целью полное уничтожение зла (что противно христианскому смыслу истории), но мы обязаны руководствоваться иной целью — поддерживать в себе «сознание своей причастности к типическому единству», называемому «русским народом», «государственным народом».

Культурное единство нации сегодня не просто потеснено, но ощущается всеми нами с большим трудом. Везде раскол, везде попытка выдать свою маленькую правдёнку за общую, всюду претензии на корпоративную значимость. Растащили большие смыслы. Ведь вряд ли кто-то сможет доказать, что культурное единство, как это происходит сейчас, должно скрепляться какими-нибудь певцами типа Шафутинского или марининскими детективами. Горе нам, если эти низкосортные явления станут скрепляющим элементом культуры. Никакой самобытной и яркой культуры нация не даст, если не найдет в себе силы для подлинного культурного единства. Между тем, оно столь же значимо как единство государственное и национальное. Платформой культурного единства все еще остается классика. Но без усилий всех названных мной самобытных и разноталантливых писателей, живущих по всей России, у нас не было бы уже вообще русской литературы. У тех, кто хотел бы «присвоить себе» имя русского писателя и, пользуясь этим брендом, разъезжать по Парижам, у тех, кто хотел бы монополизировать «национальную идею» — ничего не получится. «Идеал», «национальное сознание» основываются и держатся за счет исторической почвы живойнации, в которой идея и идеал пронизаны самодеятельностью, живым нравственным чувством всех. Ведь для полноценного развития народной жизни необходимы самостоятельность опыта, зрелость ума и подлинность чувства всей толщи народа! Следовательно, здоровая роль современного писателя и интеллигентного слоя состоит в этом наблюдении за живым опытом, в этом объединении разрозненного, во встрече разъединенного.

2006 г.

И все же, позже, когда статья уже вышла, стало известно, что суд признал виовными огранизаторов выставки и наказал их денежным штрафом.

Цит.: «Русское самосознание». Философско-исторический журнал. СПб, 1998, № 5. Р.Вагнер «Модерн», приложение — Н.Мальчевский «Самый новый шибболет».

Некитаев, например, с помощью магического сеанса по переселению душ превратит князя Кошкина в машину, живьем пожирающую, «высасывающую» людей за неимением другой пищи, тем самым переведя его из ряда людей в некий человеческий бестиарий.

Концепции истории России, существующие в современной беллетристике, в данной статье не рассматриваются

При таком «эстетическом» критерии почти все шоу-программы телевидения и прочих «желтых» изданий, где всегда много «блудливого тела» (как и в рассказе В. Маканина), тоже можно считать как «оппозиционно-критические» по отношению к реальности!

Невозможностью подлинной культуры терпеть «пустые места» можно объяснить и всеобщее увлечение «соборностью». «Соборность», естественно, заняла место «коллективизма», так как полагалась более исторически-глубокой и своеобразной.

Конечно, речь в данном случае не идет о тех исключительных произведениях, где Евангельские события становятся непосредственным источником для произведения, как, например, фильм Мела Гибсона «Страсти Христовы», роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита», или поэма Юрия Кузнецова «Жизнь Христа», где неизбежно прямое соотнесение с подлинником, но опять-таки это не означает подчинения искусства «религиозной задаче».

Пресс-конференция экспертов жюри фестиваля «Радонеж». Радонеж. 2004. № 3.

Олег Наумов. «Страсти Христовы» сплотили радикалов. НГ-религия. 2004. 21 апреля.

Пресс-конференция экспертов жюри фестиваля «Радонеж».

Галина Васина. «Страдания Спасителя разрывают сердца». Парламентская газета. 2004. № 66, апрель.

Александр Проханов. Пасха — национальная идея России. Завтра. 2004. № 16, апрель.

Это — мой коллаж из «новаторских» произведений модернистов.