А. Москвин - О пользе бесполезных путешествий

Выходец из Сеннара (суданский город на Голубом Ниле), он в семидесятые годы XIX века вел длительные войны с англичанами в Бахр-эль-Газале и Дарфуре, а потом вынужден был с остатками войск отступить к озеру Чад, где захватил области Борну, Багирми, часть Вадаи, подчинив своей власти местных феодалов. Раббах оказывал отчаянное противодействие французским колониальным войскам, продвигавшимся в район озера Чад. Дважды его конница разбивала французские части, но в апреле 1900 года, в сражении под Куссери, французы, которыми командовал Франсуа-Жозеф Лами, наконец-то сломили сопротивление мусульман, причем сам Раббах погиб в бою.

На другом конце Сахеля (окраины, буквально — «берега»), на юго-западе, последняя четверть прошлого века отмечена созданием «черной империи». Во главе ее стал Туре Самори (около 1839-1900), «суданский Бонапарт», сын мелкого торговца, бывший простым солдатом в миниатюрной армии местного феодала. Выдвинувшись благодаря личному мужеству и бесспорному военному таланту, Самори поступает на службу к королю Торонта, быстро, добивается безоговорочной преданности монаршей армии и, по существу, уводит ее за собой, на завоевание земель в верховьях реки Нигер, где в 1870-1875 годах образовалась «империя» Уасулу. Под предводительством воина-императора африканцы без малого два десятка лет сдерживали продвижение французов в глубь континента, нанеся колонизаторам ряд чувствительных поражений. Только в 1898 году Самори был взят в плен и сослан на чужбину, в Габон, где в скором времени умер.

Существование таких основанных на военной силе государственных образований позволяло, видимо, Ж. Верну (а также его сыну) верить в реальность собственных предположений о возможности создания бандитской империи в столь труднодоступных краях.

Другим побудительным толчком для развития сюжета могла стать судьба французской экспедиции 1899 года к верховьям Нигера, которой сначала руководил Поль Вуле. Потом глава экспедиции был смещен, а через некоторое время расстрелян за убийство своего преемника. Легко убедиться, что и эти реальные события нашли отражение в романе. Кстати, некоторые исследователи, скажем, тот же П. Костеллоу, полагают, что рукопись «Научного путешествия» относится именно к 1899 году, о чем свидетельствуют и ссылки на изобретение радио и на работы итальянца Маркони (к тому же году относятся открытия француза Бранли в данной области). К 1914 году, замечает исследователь, радиотехника так далеко шагнула вперед, что не было никакого смысла приписывать примитивным и устаревшим устройствам столь большую роль в освобождении пленников [3] [3] Соstе11о P. Jules Verne. London, 1978, p. 209. .

Здесь, пожалуй, стоит сказать, что распространенное представление о Жюле Верне как о провидце и провозвестнике революционных технических идей не всегда соответствует действительности. В данном случае, например, использование инженером Камаре радиоволн совершенно не учитывает поглощения энергии. По этому поводу Алэн Бюйсин, один из современных исследователей верновской технической мысли, скептически замечает: «Верновские машины — в сущности, игрушки. Очарование, вызываемое ими, обычно не относится к тому, что называется научной фантастикой. Ибо тогдашняя наука часто значительно опережала Ж. Верна, который… проектировал, применял, переставлял и обобщал уже достаточно устаревшие открытия. Прежде всего речь идет о машинах как привилегированных объектах для вложения фантастического содержания. Их относительная техническая простота нисколько не уменьшает их воображаемой мощности…» [4] [4] Buisine A. Machines et energetique Dans: Jules Verne 3: machines et imaginaire, Paris, 1980, p. 29. .

В подобных утверждениях, видимо, содержится большая доля правды, но в истории Киллера и Камаре прогноз великого фантаста (пусть даже передаваемый в интерпретации сына) направлен не на технические тонкости. Здесь с полной силой проявляется гуманистическая направленность всего творчества писателя: оружие массового поражения в руках злодея или маньяка представляет опасность для очень многих людей, если не для всего человечества. История XX века дает тому, к сожалению, слишком много примеров.

И в связи с этим непреходящая ценность романа о приключениях Барсака и его спутников состоит прежде всего в том, что автор одним из первых в эпоху высокоразвитой технической цивилизации поднимает вопрос об ответственности ученого перед обществом. Жюль Верн считал, что, поскольку добро и зло в одинаковой мере действуют на душу человека, это может привести к страшной реальности: наука окажется на службе наихудшего из зол [5] [5] Жюль Верн Ж. Жюль Верн. М., 1978, с. 419. . Когда ни совесть, ни чувство меры больше не сдерживают ученого, его талант может стать губительным для людей.

Пессимистические рассуждения на эту тему постоянно появляются в поздних верновских романах. По выражению М. Сорьяно, «романическое поле было наводнено интенсивным чувством виновности» [6] [6] Soriano М. Jules Verne. Paris, 1978, p. 257. . Один и тот же образ неотвязно тревожит воображение писателя, образ человека, стиснутого двумя отражениями себя самого — героя, сначала уважаемого, но потом покрытого позором волей обстоятельств, и мошенника, ответственного за зло, но находящего способ укрыться этими обстоятельствами [7] [7] См. подробнее: Soriano М., op. cit. .

Беспринципный ученый, человек, исповедующий веру в «чистую» науку, исследователь, лишенный совести, легко может оказаться в стане мошенников. И Жюль Верн бьет тревогу. По словам его внука Жана, главная мысль романа сводится к простому и ясному утверждению: «Научный прогресс нужен человечеству лишь в том случае, если он идет в ногу с прогрессом нравственности» [8] [8] Жюль-Верн Ж., цит. соч., с. 242. .

Ответственен ли изобретатель за судьбу своего детища? Хотя бы морально? В тех случаях, когда его изобретение используется во вред человеку и человечеству? Уже в конце XIX столетия «вполне правомерно было высказать опасение за судьбы новых научных достижений и, перефразируя слова капитана Немо о том, что земле нужны не новые континенты, а новые люди, задаться вопросом: а не лучше ли роду человеческому идти по пути совершенствования своей нравственности, своих чувств, своей души, чем добиваться новых научных открытий?» [9] [9] Жюль-Верн Ж., цит. соч., там же. Собственно говоря, в реальном мире на рубеже веков уже началась нравственная переоценка научных открытий.

Изобретатель динамита Альфред Нобель завещал свое состояние на премии выдающимся ученым и литераторам, а одной из этих наград стала международная премия мира. А. Б. Нобель умер в 1896 году, так что верновская постановка вопроса явилась, в сущности, уже не прогнозом, а констатацией возникшей тенденции. Великий писатель, вынужденный доживать свои дни в провинциальном Амьене, чутко уловил зарождающееся направление умов, полвека спустя ярко проявившееся в общественной позиции, например, таких выдающихся ядерных физиков, как Роберт Оппенгеймер и Андрей Дмитриевич Сахаров.

Читать дальше