Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Проза. Литературная критика. Том 3

Одна из книг «Полярной Звезды», игрою судьбы, послужила впоследствии поводом к ссылке в армию на Кавказ самого младшего брата в семействе Бестужевых, Павла. Он еще был в артиллерийском училище, когда четыре его брата вышли на Сенатскую площадь 14-го декабря. Вскоре после восстания на столике возле кровати Павла Бестужева вел. кн. Михаил Павлович, обходя училище, нашел «Полярную Звезду». Книга была открыта на стихотворении Рылеева... Но возвратимся к истории Марлинского.

Приближался конец 1825-го года. Бестужев был поглощен подготовлением к печати четвертого выпуска «Полярной Звезды». Восемь листов уже было напечатано. Никто из участников альманаха и не подозревал, что эти восемь листов увидят свет лишь 58 лет спустя на страницах «Русской Старины»...

В декабрьском восстании были замешаны четыре брата Бестужевых. Двое из них - Михаил и Александр - сами явились во дворец и отдали себя в руки властей. Судьба их была различна. И тут случай «преклонил темя» перед Марлинским. Приговор его был смягчен. Есть основание думать, что на смягчение приговора повлиял Грибоедов через Паскевича.

После заключения в крепости Бестужева отправили прямо на поселение в Якутск. По дороге в Иркутске он встретился с братьями Николаем и Михаилом, которых везли в Читинский острог. Больше им уже не суждено было увидеть в жизни друг друга.

В Якутске Бестужев, очень способный к языкам, принялся за изучение немецкого языка и вскоре уже читал Шиллера и Гёте в подлиннике. С этого времени началось его более серьезное знакомство с немецким романтизмом. В то же время он начал снова писать стихи и прозу. Несмотря на эти занятия, увлекавшие его, Бестужев томился якутским сидением. Изредка доходившие в Якутск газеты были полны сообщений с места военных действий на Кавказе. Бестужев понимал, что Кавказ для него единственный путь в Россию. В письме на Высочайшее имя он испросил себе разрешение зачислиться рядовым в действующую армию. Летом 1829 года вместе с другим товарищем по ссылке он выехал верхом по берегу Лены. С этого года открывается последний, самый славный и самый тяжелый период его жизни.

Началась военная лагерная жизнь. Немало унижений пришлось вытерпеть рядовому Бестужеву от своего начальства. К нему обращались на «ты», его гоняли на ученье вместе с новобранцами. Ему было дано понять, что его намерены «вывести в расход». Но самым страшным была постоянно висевшая над ним угроза телесного наказания за малейшее неповиновение. Чтобы избежать этой угрозы, Бестужев мечтал о Георгии, который избавлял солдата от розг. Он шел на опасность. Его во всех стычках видели в самых жарких местах. Он вызывался в охотники на самые рискованные предприятия. Пули его щадили. Ближайшее начальство, зная его храбрость, несколько раз представляло его к наградам. Представления эти оставались без результата.

В этой жизни писание романов, составивших ему быструю и легкую славу, было не только самозабвением, но и самозащитой. Ни от кого не было секретом, кто скрывается под именем Марлинского. Слава Марлинского могла иногда защитить рядового Бестужева от грубости и гонений. Насколько он был известен как писатель, свидетельствует хотя бы следующий случай. Оренбургский губернатор Перовский, обратив внимание на романы Марлинского, ходатайствовал о переводе его в Оренбург для описания края. Ничего из этого, конечно, не вышло. На ходатайство последовал ответ: «Бестужева надо послать не туда, где он может быть полезнее, а туда, где он может быть безвреднее».

Вскоре Бестужев понял, что не дорогой в Россию стал для него Кавказ, а непреодолимой преградой. Им овладело отчаяние. С этого времени он стал искать смерти.

Между тем он не переставал писать. Писательство было для него не только потребностью, не только самозащитою, но с некоторых пор стало и заработком. Об этом он сам открыто говорит в переписке. Ему приходится помогать своим сестрам и братьям. Последний брат, Петр, разжалованный в рядовые, сошел с ума от грубого с ним обращения. Первое время он жил у матери. Забота о его содержании также легла на Александра. Кроме того, по доброте и широте натуры, он всегда находил возле себя людей, которым не мог отказать в своей помощи. «Кошелек и сердце» его были открыты многим.

Можно ли, зная, в каких условиях он жил, упрекать Марлинского в недостаточной глубине и совершенстве его писаний?! Остается только дивиться, как он вообще-то мог писать. Еще сидя в крепости, в которой он провел 15 месяцев, Бестужев написал повесть в стихах «Андрей, князь Переяславский». В заключении у него не было ни одной книги, ни пера, ни чернил, ни бумаги. Писал он по ночам жестяным обломком, на котором зубами сделал расщеп. Вместо бумаги ему служила табачная обертка, вместо чернил толченый уголь. «Можете судить об отделке и вдохновении!» - пишет он, рассказывая об этом. После крепости походная палатка должна была казаться ему комфортабельным кабинетом писателя.

Наконец состоялось его производство в прапорщики. Жить и дышать стало легче, возобновились мечты об отдыхе. Но, понимая несбыточность своей надежды, Бестужев всё более подпадал отчаянию. Известие о смерти Пушкина потрясло его. Пушкина Бестужев, вместе с новым поколением, упрекал в последние годы в «измене», в поклонении «золотому тельцу», т.е. - свету. Трагическая смерть поэта примирила его с ним.

«Всякое неожиданное несчастие, - писал он брату, - не проникнет сразу до глубины сердца, сначала оно затрагивает, так сказать, его поверхность. Но через несколько часов в тиши и одиночестве ночи яд проникает в глубину и разливается там. Я не смыкал глаз всю ночь». «Его (Дантеса) преступление, - писал он дальше, - или его несчастие в том, что он убил Пушкина, - и этого более чем достаточно, чтобы сделать его вину непрощаемой в моих глазах. Да будет же ему известно (бог свидетель, что я не шучу), что он или я не переживем нашей первой встречи».

На заре после бессонной ночи Бестужев верхом отправился в соседний монастырь, где был похоронен Грибоедов. Дорога была тяжелая. Приехав, он вызвал священника и заказал на могиле панихиду по двум Александрам. Могила была без камня, без надписи. Бестужев плакал. И когда священник произносил «за убиенных боляр Александра и Александра», он чувствовал и свою близкую насильственную смерть. Эта панихида была также по нем, заживо мертвом. Поистине потрясающая страница в истории русской литературы. Где-то на краю России, над безымянной могилой неизвестный священник служил панихиду по Александру Грибоедову и Александру Пушкину по просьбе Александра Марлинского, оплакивавшего и друзей, и самого себя.

Чувство близкой смерти не обмануло Бестужева. Через месяц с небольшим он, раненый, был настигнут и зарублен черкесами. Солдаты, которые вели под руки раненого Бестужева, разбежались. Это было «на маленькой полянке, где стоял огромный, обгорелый дуб», как рассказывает очевидец. Черкесы окружили его. «Шашки их засверкали на солнце». Марлинский был изрублен в куски.