Александр Етоев - Книгоедство. Выбранные места из книжной истории всех времен, планет и народов

Я вот тоже жалею — был в начале 90-х напиток под названием «Наша водка». И в качестве рекламной уловки на этикетке этой водки печатали мелким шрифтом рассказы Зощенко. То есть можно было купить этой водки, к примеру, ящик, отделить, подержав над паром, наклейки, переплести их в аккуратную книжечку и иметь таким образом собрание рассказов писателя.

Очень, кстати, хорошим ходом с точки зрения повышения культурного уровня населения, практически поголовно пьющего, такая литературная реклама на этикетках является. А то ж от водки только зло и убытки. Как в рассказе «Опасная пьеска» из книжки «Социальная грусть», когда артисты одного уральского театра на сцене по ходу спектакля устроили натуральную пьянку и, хорошо, благородными оказались людьми — другие бы на их месте, «наклюкавшись, стали бы в публику декорациями кидаться».

В юности Георгий Леонидзе входил в литературную группу «Голубые роги», блиставшую такими звездными поэтическими именами, как Тициан Табидзе и Паоло Яшвили. Его стихотворение «Автопортрет» перевел Мандельштам, когда летом и осенью 1921 года побывал в Грузии.

И вот Nevermore и близнец Рембо в благодарность за щедрость души великого кремлевского горца, который даровал ему жизнь и оставил при писательских лаврах (в отличие от расстрелянных Яшвили и Табидзе), пишет эпическую поэму, озаглавленную коротко: «Сталин».

В «Прологе» с высоты ангельского полета ретроспективно дана история и география Грузии, затем круг полета сужается, и перед нами центр вселенского мироздания — крепость и город Гори, «родина великого Сталина», как написано на стр. 126 в примечании к стр. 12. Время действия — канун рождения героя поэмы.

Такова общественно-политическая обстановка в горной стране. И люди, и сама природа томятся в ожидании героя, который придет их освободить. И вот он приходит, герой, маленький Сосо Джугашвили, сперва ребенок («Детство»), затем отрок («Отрочество»). Последняя глава книги, написанной «вольным князем картвелов», называется «Разгромим князей!» Книги «Юность», «Зрелость», «Мужественность» и прочие, насколько я знаю, так и не выходили. То ли писатель спекся, не выдержав творческого напора, то ли время переменилось и тема перестала быть актуальной, то ли автору хватило гонорара за «Книгу первую», чтобы медленно дожить до счастливой старости.

Теперь, я думаю, ясно для всех, что нынешние вредители и диверсанты, каким бы флагом они ни маскировались, троцкистским или бухаринским, давно уже перестали быть политическим течением в рабочем движении, что они превратились в беспринципную и безыдейную банду профессиональных вредителей, диверсантов шпионов, убийц. Понятно, что этих господ придется громить и корчевать беспощадно, как врагов рабочего класса, как изменников нашей родине. Это ясно и не требует разъяснений.

Так вождь и отец народов сказал и поставил точку, закрепленную расстрельными списками, бесконечными этапными эшелонами, миллионами километров колючей проволоки и мерзлых зон, безответными письмами жен и родственников несчастных, безотцовщиной и т. д. и т. п.

Книги, предлагаемые вашему вниманию, относятся, во-первых, к области социальной фантастики. Потому как — теперь-то мы это знаем — практически на все сто процентов дела эти высосаны из пальца, умело сфабрикованы Сталиным с одной целью — добиться единоличной власти. Во-вторых, это страшные документы эпохи, которые ни выкинешь, ни забудешь. Берем наугад любое место из любого документа и мурашки бегут по коже.

В этих преступлениях я руководствовался директивами некоторых участников антисоветской организации правых. В частности, директивами Ягоды. Именно от Ягоды я получил указание насильственно устранить Максима Пешкова, а затем и Алексея Максимовича Горького.

Бухарин указывал, что Узбекистан и Туркмения должны быть отторгнуты от СССР и существовать под протекторатом Японии и Германии, но что при этом не удастся обойти и Англию и поэтому надо пойти на завязывание связей с англичанами…

И все это наша история, которая откликается по сегодня. Потому что ложь, на которой строилось «светлое здание коммунизма», в конце концов и сделалась тем бродилом, что разъело и обрушило в результате кроваво-красную вавилонскую башню, бросавшую тень на мир.

Петербургская Коломна — такое место старого Петербурга, где грань между фантастикой и реальностью настолько не отчетлива и размыта, что порой нелегко понять, человек перед тобой или призрак, дом или летучий корабль.

Фонтанка, вода канала, краны над кромкой города, тесные пространства дворов, в которых звуки, родившиеся однажды, не умирают, а продолжают жить, — вся эта безумная атмосфера, сдобренная балтийскими сквозняками и белыми туманами по утрам, способствует смещению взгляда в сторону нереального, фантастического.

Где, как не в петербургской Коломне, мог бродить по улицам нос, убежавший от своего хозяина? А герой «Медного всадника», бросивший в лицо истукану решительное «Ужо тебе!..» — в Коломне, и только в ней, мог мечтать о своем призрачном счастье.

Особенно фантастичны в петербургской Коломне утренние часы.

Раньше всех здесь просыпаются портовые краны. Жизнь их медленна, работа почетна. Они стражи городских рубежей, они слушают голос моря, предупреждая о разбойных набегах неуемных варяжских волн.

Вслед за ними просыпаются птицы, окунаются в воздушное серебро и приветствуют счастливыми криками возрожденную после ночи жизнь.